Конечный смысл Новой Восточной политики для мира - в подъёме России как державы, реализующей свои традиционно неагрессивные и уважающие самобытность всех народов и стран принципы в новом “сердце” мира, в своего роде “Сердцевинной воде” мира (по аналогии с “Сердцевинной землей”- Heartland - Х.Дж. Маккиндера).
Но точно ли Новая Восточная политика является стержневой для России в целом?
Вне всяких сомнений, да. Опережающее развитие Дальнего Востока является самым необходимым на сегодня делом, поскольку только в нём залог спасения, восстановления и развития России.
Дальний Восток нужен, в первую очередь, Москве. Без кардинального изменения отношения федеральной власти и политико-экономической элиты страны к нашим восточным притихоокеанским территориям невозможно восстановление России и невозможна какая-либо реальная польза от находящейся ныне у власти элиты.
Все разговоры о восстановлении и, тем более, развитии страны без практического опережающего развития Дальнего Востока, - есть разговоры, что называется, в пользу бедных.
Во-вторых, Дальний Восток нужен всем регионам страны. Только на основе найденных для Дальнего Востока принципиально новых моделей и технологий регионального развития возможно всерьёз решать проблемы наших Северов, Кавказа, Калининграда, Центральной России, системно подойти к развитию Зауралья в целом.
Ситуация на Дальнем Востоке является критической для России в целом. Проблемы Приамурья или Сахалина являются не региональными и даже не федеральными, а геополитическими, геоэкономическими, геостратегическими и геокультурными. Качество жизни и характер развития здесь - на далёкой, казалось бы, окраине - являются базовыми и отправными для всей страны.
Сегодня рядом исследователей26 выявлена и доказана следующая закономерность: все регионально-модельные ситуации в Российской Федерации “зарождаются”, “идут” и “приходят” на Запад страны именно с Дальнего Востока. Это касается и ситуаций с электроснабжением, и с кризисом ЖКХ, и с демографией, и с миграцией, и с занятостью населения. Поэтому все регионы России и, особенно, Москва и Санкт-Петербург должны определиться насчёт того, что именно они хотят “получать” с российского Дальнего Востока: кризисы и разруху - или передовой опыт и перспективные решения.
Вне опережающего развития тихоокеанской России никаких чудес ожидать не следует. В России реальная волна развития может пойти только с Дальнего Востока на Запад.
В-третьих, российский Дальний Восток нужен всему миру. Разумеется, я имею в виду не вожделенные взоры коммерсантов и политиков из соседних и дальних стран на местные природные богатства. Миру сегодня и в ближайшие годы критически необходимо иметь образец нефиктивного развития - того нового места, нового Нового Света или даже Нового Израиля, где на практике возможна демонстрация методов ухода от деградации и прозябания, системный выход на национальное и мировое развитие.
В-четвёртых, Дальний Восток нужен всем сегодняшним его жителям и всем тем жителям России и СНГ, кто в ближайшие десятилетия именно Дальний Восток выберет местом своей достойной и интересной жизни, успешной карьеры и достойного наследства детям.
Вывод очевиден: Дальний Восток сегодня не нужен только тем, кто не связывает своё и своих близких будущее с Россией.
Время Новой Восточной политики пришло.
И следует незамедлительно приступать к решительному развитию нашего Дальнего Востока и делать Новую Восточную политику стержнем российской политики в целом.
Проектирование центра мирового развития
В настоящее время проектирование и организация новых регионов глобального значения становится достаточно обычным явлением в мире.
Показательной здесь является организация Соединёнными Штатами Америки в целях обеспечения себя углеводородными ресурсами и контроля Евразии нового искусственного региона Большого Ближнего Востока (The Greater Middle East), включающего территорию от Судана до Пакистана и от Севера Индии до Великого Кавказского хребта.27
Данный регион был спроектирован (“придуман”) североамериканскими стратегическими географами совместно со специалистами в области внешней политики и обороны в качестве особой вынесенной за пределы США ресурсной провинции и зоны геостратегического контроля Евразии в начале 1990-х годов и затем начал продвигаться в качестве “естественного” географического феномена. Технологической идеей нового региона стал сдвиг фокуса интересов США с Ближнего Востока (the Middle East) и Персидского Залива к Центральной Азии, Каспию и Кавказу, что и выразилось в “изобретении” этого нового слова-понятия-географического объекта.