– Ну хорошо. Сейчас я вас посмотрю в кресле, потом медсестра возьмет кровь, придется немного подождать. Но сначала вам надо оплатить все на ресепшн. Ася подсчитает.
Надя вывалилась из кабинета, расстроенная и красная. Марианна уткнулась в журнал и была поглощена поеданием карамели на палочке – эротико-гастрономический акт, рассчитанный на единственного мужчину, находившегося в поле зрения. Он пришел с беременной женой на УЗИ. Женщине явно нездоровилось – она была непричесанная, бледная и чуть ли не в домашних тапочках. А Марианна – сплошные ломаные линии в своей хаотичной идиллии, полные губы, недвусмысленно обнимающие леденец, острые локти, длинные ресницы, нервно подрагивающий носок серебристой туфли. Мужчина смотрел на нее как на «ламборджини – диабло», прекрасный и недоступный. Смотрел и смотрел, пока бледная жена не дернула его за рукав.
Надя получила счет, как в тумане отсчитала деньги. Купюры были заложены в Библию. Одобрительная улыбка администраторши будто намекала, что ничего особенного Надя не делает. Тривиальный поступок современной горожанки. Да, мы такие. Спим с мужчинами, иногда делаем аборты и не собираемся за это оправдываться.
Что произошло дальше, Надя толком и не поняла. Это было как во сне. Вот она стоит у кассы, рассеянно прячет сдачу в карман. А в следующую секунду – уже бежит по улице, прижимая сумку к груди.
Надя зачем-то бежала по Цветному бульвару. Как будто кто-то мог ее догнать и силой заставить сделать аборт – раз уж она заплатила. Но почему-то идти спокойно не могла – ноги сами взлетали над асфальтом.
Пробегая мимо цирка, она обратила внимание на молодую маму, которая вела по ступенькам сыновей-погодков. Если бы это был фильм, мелодрама, то дети непременно оказались бы светлокудрыми румяными вундеркиндами с особенным взглядом, всепрощающим и серьезным. Принявшая решение женщина получает знак судьбы и понимает, что поступила правильно. Хэппи-энд, титры под соул Уитни Хьюстон.
Но это был не фильм.
Поэтому и дети оказались отвратительными. Старшему было не больше пяти. Он ел мороженое, и густые сливочные капли текли по его отглаженным штанишкам. Выражение лица у него было какое-то телячье. Из кармана курточки выглядывал пластмассовый робот с, похоже, откушенной головой. Младшему же идти в цирк не хотелось, он и сам ежесекундно был главным клоуном собственного шоу. Он падал в пыль, упирался, канючил. Усталая мать пыталась говорить с ним по-взрослому:
– Сынок, но у нас ведь уже есть билет… Билет такой дорогой… А потом я куплю тебе самокат!
– Я хочу не самокат, а велосипед! – заверещало маленькое чудовище и, к Надиному ужасу, зубами вцепилось в щиколотку матери.
Впрочем, той, судя по всему, было не привыкать. Она спокойно оторвала сына от ноги и потянула его по ступенькам, как привыкший к своей участи бурлак.
Надя положила ладонь на живот и заплакала.
«Я не готова, – подумала она. – Не готова совсем. Что же я наделала».
Данила сидел в кресле, закинув ноги на подоконник, а из продранного носка торчал большой палец. В одной руке Данила держал пульт от телевизора, в другой – недоеденный батон докторской колбасы. Да, он так и ел колбасу – откусывая прямо от батона. На голове его почему-то был мотоциклетный шлем. Данила переключал программы – не мог определиться между автогонками и порноканалом. Визг шин сменяли влажные всхлипывания имитирующей оргазм актрисы.
«И вот отец моего ребенка», – подумала Надя.
Чтобы привлечь внимание, ей пришлось подойти и ударить кулаком его по голове – ну то есть по шлему. Данила не обиделся, наоборот – довольно заулыбался. Ему нравилось, когда Надя ведет себя, как он выражался, «по-свойски». Он притянул ее к себе, обнял пахнущими колбасой жирными руками.
– Кикимора моя пришла, бледная… Посмотрим порнушку? – Грязнопалая рука ленивой ящерицей проникла под ее футболку.
– Почему ты в шлеме?
– Да вот, хочу его купить. Приятель продает. Пытаюсь понять, удобно мне в нем или нет.
– И долго ты так сидишь?
– Неа, – он лучезарно улыбнулся. – Часа, может, максимум два… Слушай, а ты не принесла мармеладных долек? Я тебе эсэмэску писал.
– Не увидела, наверное… Данил, поговорить надо. Выключай телевизор.
– Ты что, он же сейчас кончит! – возмутился Данила.
На экране мулат с лицом умственно отсталого равнодушно ублажал силиконовую блондинку. Та изображала воссоединение с божественным, но то и дело косилась мутноватым глазом в камеру.