Выбрать главу

О жизни говорить не принято о смерти, Коль есть желание расставить запятые, Расставьте их. Каденция - для вас. Играют джаз, ревут «сороковые» И шпротами закусывают квас.

 

Сырое.

Нет тебя- плохо. Есть- плохо тоже.  Счастье не очень видно- очи большие что ли?  Брови в разлет. Косы. Сено- еще сырое.  Небо в разлет. Что же... Небо- еще сыро-ое.  Дождь как- то так... Белый.  Нет тебя- есть Андрюша,  Счастье неочевидно- очи большие что ли?  Камни в расход. Там ли? чувство еще- сырое.  Памятью мять солнце. Солнце, вы- не - большо-ое.  Сушит- присушит. Уши- длинные. Зайчик с пальчик.  Счастье не очень видно. Неочевидно- горе.  Дуги в разлет радуг. Радужно, а- сырое.  Солнце в разлет- больше. Высохло, да- сыро-ое.  Горы. хребты. круче-  Небо в разлет ночи...  Не закружит в небе, Звезды не посбивает. Падают, словно капли, звезды, да, на сырое. Косим луга в речке. Косами и серпами.

 

Ага.

Слепящий шар, большой и на полночи, Мол, Смерть твоя, Любовь, и все, что хочешь, Садись – пиши, пока возможность есть И не утрачены слова и миражи. В трусах и майке с мятою постелью, Где ты ночуешь, сраный карандаш, С прилипшею бумажкой карамельной И справедливой надписью «Тираж»? О, Эврика, точнее, я – нашел Свою иголку в этом стоге сена, Иголкой красный пальчик уколол И расписал под Хохломушку Гжелью. Вот. На стене последнее письмо. А, хочешь, я его с-час прочитаю: И… Вспышка. И подвисло домино, И покатилось. С краю и до краю.

 

Метро Политена.

Без дна, без морока, без сна Пришла Весна, В метро спустилась, На эскалаторе скатилась, В вагон селедкою вошла, И, полон, стал вагон селедки, Набитый запахом весны, Бумагой, тканью синевы, Дающей отсветы в подлодке, В которой повстречались мы, Как леса тонкие иголки В подстилке пере-плетены.

И набухали в сумках почки Нарезанных вербальных линий И запах вызревшей селедки  царил над миром этим синим.

 

Байлаора алегр-иас.

Фламенко вскрикнет и замрет Рука,  танцуя недвижимо, И в этот взгляд и в поворот, В который входят торопливо, Но медленно и не  спеша, Вращая голову и плечи, Прищелкиваньем каблука И жа ром, Полыхнувшим в пЕчи, И взглядом быстрым  на углИ, И красным пламенем на платье, Так инквизиция в кострах Сжигала тело и распятье Красивых красноперых птиц, К столбу прирученных руками, На обжигающем и страстном ветрУ с глухими голосами под клекот резвых кастаньет и пряный перебор гитары с акцентом на движенье век. К оправе.

 

Пятиминутная.

Этот скучный, порезанный воздух. Между стекол  и за стеклом. Этот белый нарост на окнах, бородой к языку прирос.  Здесь, болтается занавеска, отделяя живых от тьмы,  от пурги и чумных желаний.  Батарея и сапоги.  Теплый чай, теплый лет снежинок, мельтешение за окном. Вишня губ и пустых чаинок. песня сумрачнного панно.

 

Па.

Падают звонкие,  Всякие- па-дают  И заламывают-и-ся за-пясти  Раз вбивая в меня ка-чаясь  Часть-ю- ломкие, часть- осколки.  В пасть к бес-соннице  Впасть бессовест-но  Заломить-ся. заломы- шрамы,  Словно складки на лбу и рюшках,  Удивитель-но бес-подобны.  Грани-т д-выступы.  Тупо ранит.  Перепутались путы- пути  И испуганны капли-цапли  По уступчикам не-весомы.

 

Дым-ок.

текущая вода – течет на камни, разбиваясь на брызги, смех и в облака сгущаясь. Под облаками - Дания,  Фествалия, где фести-вали я,  и Северная, уже Земля для Северного Слияния. Подросток, что подрос,  осмысливает что - то,  вздыхает тяжело и медленно идет, ботинками сгребая снег под  облаками, распинывая снег по  глади вод. Вот так противоречие Вселенной приходит к нам,  как снег за воротник, холодным, восхитительным желаньем и невозможностью запомнить каждый миг.

 

Корявые прописи.

Отдельно от стихов  и вместе со стихами.  Вообще без стихов,  но живыми голосами и о живом,  тонкими и грубыми голосами, но о живом,  пусть, даже, и со стихами.  Так даже лучше,  когда со стихами,  но без стихов и усиливающих текст жестов,  или с жестами,  но без текста,  просто тупо молчание и без текста, так, чтобы повисло в воздухе и осмотрелось,  а потом умерло или согрелось.

 

Шуга.

А в кармане – камень и ворона, А у камня в кармане – ворона и я, у вороны нет камня и нет кармана, у вороны есть только история. В кармане – вороны история, камень, У вороны – история про меня, Как мы ходим по городу, сквозь снег и пламень, Как ношу свой камень в кармане я, Как мой камень, оттопыривает мой карман, Слушает ворону и записывает историю Про меня, про город, про карман ворон, Про меня в кармане со всех сторон Гладкого и красивого как камень.

А потом, его прикладывая к уху,  мы с вороной слушаем и молчим, и слушаем пролетающую насквозь муху, вляпавшуюся в янтарин, ну, и – моря шум, превращение гальки в ворону с попаданием в мой карман, как мы ходили по городу из полосатой кальки и питались килькою пармезан.