Темное, не на
моленное, слоеное – Исторический слой предметов, Их сведение золоченое с Табличек - с письмами из портретов. Эти звезды – упали, эти – Сами собой зажглись и выцвели Краской и изодрались лаком, И только фанера, вспухшая под водой, Да имена - потерянные без возврата – В памяти, как пропущенные следы эпох, Сыреют, слоятся, слущиваются кусками – И - под такими звездами – всех - нас - находит Бог – Каждого потерянного облаками.
Рассыпаны дни,
колокольчики, звуки, И солнце парит в облаках и разрывах, И рябь пробегает по миру и лужам Сырым волшебством из кусочков и сыра. И листья деревьев, как бабочек крылья, Взлетают, трепещут, садятся на ветви. И небо врастает из синего синь-я, в пределах земли собираясь в соцветья, И пахнет отцветшим цветень-ем сирени Сиреневый воздух густой и прозрачный, И дни отцветают, ссыпая мгновенья В цветные, зеленые сны из напрасных.
Синь в глаза.
А у нас - отражения бьются и мерзнут фиалки, А у нас – отражается небо в стекле и фарфоре, Напряженно застыв, выворачиваются камни и балки, ближе к свету сияя сиянием света и моря. А кузнечики где? Где – то там, где моргают ресницы, Где синицы трещат, как узор на стекле и морозе, Мне – не спит(ь)ся, С синевой этой синей не слиться, Отражаясь в окне в волнах профиля, как на заборе.
Белый жгут (обжигающе) - тремором стерты колени, Вязнут дали вдали, где цвета разливаются в море, И морские сирени, Вскипев, разбиваются в пене, Опыляются пылью свинцовых белил и простором. Синеглазая, Ты ли - в прорехах плащевки и ткани, Отражаешься вверх от зеркальной ребристости лужи? В этот краповый цвет, в этот крой, в эти старые раны, В этот новый рубец растворяющий море у суши.
Отражения бьются, и птицы поют и щебечут, Щебень ровно лежит, лепестками песка зарастая. Горы - стая. Летят и летят перелетные тучи, Словно перья с себя одинокие капли сбивая.
Колодец.
Время шуршит. Старомодной морзянкой в уши. Словно пальцы на ключ и камень в колодец. Упали. К небу, Паршиво приколоченные мамамуши, Словно звезды, что падали И сверкали.
Из небес. Потихоньку выпали и скатились Беспорядочно дни И порядочно снега в ладони. И рассвет, Растекаясь сиянием из мартини, Как бокал – Выпадает из рук, разлетаясь Стекляшками. Тонет.
Как птенец, выпадая на свет Из гнезда, из бездонной лазури, Разлетается в пыль – Тишина и осколки бокала, И оставшийся писк, Это радио пыли и бури, Та звезда, что в колодец, Как каплю - себя потеряла.
Мы летим в пустоте – Не летим в пустоту – Мы в объятия падаем Неба, В эти быстрые тени, что жмут высоту, Прижимая к полоске рассвета.
В этот дождь, что идет, Как летит и цветет, Выгорая под солнцем и навзничь, Что засохнув, качается ветвью и ждет Абрикосов, румян, мятный праздник.
В эти толпы ромашек Упав на бегу, Прижимая зеленку к коленям, Мы летим белой нежностью лета в снегу И парим, испаряя мгновенья.
*
По кругу ходит пустота, в глаза посмотришь - чернота, круги, отеки и барашки, слова, мыслишки, рожи, бляшки, сирень, еще один восход, в который ты пока… Живешь.
Луна мерцала,
постепенно, съедала тень кусочки сыра, из туч выглядывало небо, и дождик капал на фонарь, который цвел, мерцал и гаснул, роняя искры с проводов, которые шипели на свет сочащихся дворов, даров, рассудка, неба, крыши... А дождь все шел.
А дождь все лил куда - то в тень. Ронял стихи. Без слов и смысла. Без роз. Без мысли. Без любви. Случайный свет в случайной раме. Луны - прозрачное лицо. Соседа гаммы. Фортепьянней. Еще. Пожалуйста, еще.
Вы видели, как набегают облака,
Как наплывают свечи и свеченье, Как в капле неба капля молока Откусывает краешек печенья.
Вы слушали, как сотни мелких птиц Из сот и голосов аквамарина Из темноты, из трепетности, из Слепой любви – бренчаньем клавесина.
Как небо наливается в рассвет, Стекая дымкой звезд полоской светлой, Как птица заполошная поет, Сливая голос с голосом Вселенной.
Как медленным мгновением навис, Внезапной тишиной – глухой и полной, И выпадает синью из ресниц , И капает свеченьем и раздольем.
И задохнувшись, выпав из гнезда Молчанием души и колоколен, Последняя планета и звезда Сойдет с небес, чтоб пробежать по полю.
День суеты
и тени все бегут, И солнце, подвисая, ярко светит, И выгорает кожа в белый зуд, И в пламени сгорает и чернеет. Над миром – день, а в мире – тишина, И, Слава Богу. Тихо, Слава Богу. И падает - на широту длина, а на длину свет памяти и все тут.
Так выгорает чувство ясным днем В брезент с карманом – накладным и скрытым. Пространство пахнет пылью и дождем, И пыли – больше. Черной, жирной пыли. И пепел – стыл. Картофель из камней – с такой же черной, лаковою кожей. И кажется закапываньем дней Стремленье к вечеру, где громыхают грозы.