Выпадает из неба горошек И пищит, растекаясь в земле. Это мыши надерганной ватой Строят гнезда в трухе и тепле.
Три оси у пустого.
Слева хохочет река. Справа – осыпь сбегает к подножью Осыпаясь и грохоча. Мы идем по тропе как туристы – В белых ботасах, но с рюкзаком, А вверху – небо чистое – чистое Нависает над склонами гор. Впереди – тянет ленты источник Родниковой холодной воды В этот маленький мир из проточен Подземелий и талой слюды.
Здесь, я слышу, как движутся оси, Заплетая узлами следы, засыпая листвою под осень Пламя редких костров у воды.
Идут - бредут слепые, в руках у них песок, зола и золотые, вода и туесок. В глазах у них надежда, их слезы и тоска, а на ветру одежда полощется, как ска... И ноги в камни сбиты, и рот беззубо ждет горсть зерен спелых, сжитых, прозрачных капель ждет.
И нет над миром неба синей, чем их глаза, и нет такого хлеба, и нет такого ска... И есть трава и звезды, и слезы, что текут, и те, кто миром создан и по миру бредут. Здесь - тишина безмерна, прозрачна как вода, и как вода стекает слеза и красота.
Они входят в ограду пустых домов,
на узлы и коробки садятся в дым, этот опыт, что вылетел из голов, словно пуля, с вращением золотым. И все кажется. Где-то течет вода, подтекая и капая на ладонь, и сбиваются в стадо коров года, пережевывая огонь.
А в лесу отдыхают и зреют пни, и трава поднимается в полный рост, и цветут по болотам сухим огни, и сухими огнями цветет погост.
Мне не кажется. Я не из тех, кто смят. Смута образов, ластик, кусочки скал. Пластилиновый ежик, что сердце мял, чтобы вылепить неба синяк и лал, И лакая простужено молоко, солнце в блюдечке до и поверх краев, и нелепое слово, что так легко выпадает и слышится, что мое.
Стих ветер –стих,
И птицы не допели, Не долетели паучки судьбы, Не заплели желтеющие ели Сетями рыбной ловли рыбаки. И в этом перекроенном объеме - Не всплыли кверху брюхом и смычком, Не слиплись как страницы в пухлом томе, Не зацвели безумьем и зрачком Случайные слова и звук хрустальный - Нелепый, недалекий, в искрах сна, Что пролетел, сдувая мирозданье В полоску света Вдаль, Издалека.
Нам
встречались зеленые вишни у моря, А над небом встречались друг с другом скалы, Эти сколы равнин, эти склоны базаров и чайных – Солнце в море садилось, вытекая полосочкой алой. Солнце в море ныряло, как женщина в шапочке зимней, Солнце в море входило – без брызг – осторожно и тихо, Ветер парус трепал, альбатроса роняя вдоль гика, Дико пахла вода теплой солью с зеленой волной. На уступах толпились знакомые в грязных матросках, Торговались бакланы, а чайки кричали: «Икар», И орган – вызревал, и дешевым портвейном из чайной, Эти фуги из неба, как кровью своей выпевал.
А слова все суше,
безучастней. Части речи, суши и объема. Проплывает с облаками счастье, Как всегда – вверху и невесомо. И никто не держит это небо, И держать – никто уже не станет. Это лето – мягкое как репа, На кустах собачьим лаем вянет. Брошены: собаки, люди, овцы, Каждый – сам, и каждому – немного. И сияет старенькое солнце. Из – за туч заглядывая в окна.
Из бамбука
Доносились звуки тамбурина. Господи, какой же ты была дура, Мальвина. Пахли большие цветы фиолетовой краской И подгоревшей кашей, А вода – стыла и зарастала ряской. Это, на картах никем не отмеченное, болото. А после была война. В окопе вместе со вшами сидели Пьеро и Чубчик, Кричали «ура», выпрыгивали «на» и перли на танк Голой…абстракцией в форме сердца. Ты помнишь его? Он сочинял для тебя стихи И верил, что ты единственная и невеста. Помнишь? Ему отрезало ноги выше колена. Как страшно скрипел он молчанием за зубами, Как страшно потом веселил народ Рубленным басом и проходящими поездами, Высовываясь из земли по пояс. А Чубчик погиб.
Ветер наматывает провода на столбы, А столбы на мили. Как давно это было: мы были молоды и любили Протыкать холсты, Расписывать ведомости и чернила Высохли, Так давно это было. Что толку теперь говорить Дереву с деревяшкой? Читать куплеты и прихлопывать жизнь ладошкой, Обжигаясь картошкой, молчать и смотреть на небо Мальвина – ты дура, заведи себе Племенную кошку, Дай ей имя девочки, которая повзрослела.
Ты еще живешь.
Уходит лето. В телеграфных, рубленых словах, В письмах, что приносят с неба птицы, В гнездах, что стареют в головах. С ветром, что сбивает с веток память, Разбивая трели и мелизм В тремоло сверчковое и посвист Свежих поколений, и кубизм. Не умножить. Не прибавив вычесть. Не прочесть. Ни что – то объяснить. Кубики, рассыпанное лето, что нельзя собрать и починить.