Ске.
Обнажили, об-на-жали, все истории с рассветом,
рассыпаются. Скрижали, те, что в глине и табличках, на ноже дрожащих линий, их - скелеты рисовали, подставляя солнцу спину.
Их теперь прочесть не могут, потому что все - живые. любят селфи со скелетом. и лепешки дрожжевые.
Се-ребро.
Лунный свет замостил дороги. столько веток и столько снега. Серебрил фигуры прохожих и крестил ими путь - в дороге ветер знает, чей мир исчезнет, как едва, но легко повернувшись, мы увидим другой, такой же, на изнанке, в разрыв века. Этой разницей в незаметном, мы и живы, и беззаботны, Эта разница в вес пушинки - Словно изморозь возле тела, В этом веке светлеет раньше неизменное в прошлогоднем, Но тепло, что пришло однажды никуда не уйдет. Раз было...
Те...
Тень сползла Со стола, Поспала у стола, Скатертью прорябинилась, Пригорюнилась, закручинилась, Зацепилась за цифер блат, Платком подпоясалась, Почесала себя стократ По головушке наблатыканной, Прорядила щипцами брови, Поглядела вперед – назад, И заплакала, Запиликала, И закапала в виноград, Тихо, молча и сухо Кивнула кому – то в зеркале. Зыркнули осторожные, Неосторожные рассмеялись, И только часики Тикали, тикали, И стрелочки Передвигались.
Нить.
Как провел день? Все в излучинах. на узлах. зацепил цепь, Оборвал цепь, повязал нить, Привязал к ней Деревянный крест, Опоясок и времяшок.
Долго вглядывался в Луну, видел таянье. Луноход. и, сияя что майский цвет, цветом этим светил всея.
Был ли я? это скажет смерть пересчитывая кто есть наливая на посошок тем, кто с посохом. или. так.
Я же помню. Я был - здесь. Стихший ветер в ладонь шел Каждый локон его пел...
тихо. искренне. хорошо.
Гул коней.
Мы слышим гул корней, когда трясем, и чуем сока ток, едва касаясь, и кроною шумим, когда живем сочувственно, не отстраняясь.
Картина.
Размытое как зеркало, Потрескалось стекло, И высыпались руки, В Части тела Упали параллельными, С корнями у земли, Бессильные,
прямые и
растенья. И волос, скрученный, Рассыпан за спиной,
Как шепот
Шелестит и обнажает, Из пятен Света слитых с Чернотой, из черноты над тем, Что ниспадает. Но это взгляд. И строгий, и пустой. Пронзает темноту, И из пещерок
Стекают воды спрятанной реки И капают с уставших рук и веток.
Локон.
Вот тронешь локон, Распустишь пояс, Смущенный эхом... Перешагнешь, переминаясь, В глаза заглянешь, в подбровье рожь колышет ветер, тяжелый колос, а поле в даль, где ляжет солнце у края неба.
Вот воздух с силой почти рыданья пропустишь в горло, и плечи скрутит, И выгнет тело в длину оглобли, и вдруг увидишь, У края поля, где солнце в землю, Проросток первый почти случайно прорвался в небо.
Орелия копеек.
Над миром Замёршим, Замерзшим, Заиндевевшим, Садилось солнце Как в мягкий промятый стул, И зажигались фонари, И, светом офонаревшим, Качались и гасли теми, кто свет Сморгнул.
Вздыхали цикады, У моря, Зимою Мерзли, Летели куда – то, Где холодно, но Не так. И трезвый, Нетрезвый, Но, словно парком Морозным, облачком этим Белёсым, Монтировался Пятак В Синее, синее небо, Двуглавым, Самодержавным, Ржавым, Копеечным, Ржаным, Посиневшим у самых губ, Наливаясь фонарем, Проваленным и безглазым Окном просмотра живыми Живых, Вылезшими из света На свет, Из окон Вырезанными Силуэтами Тёплых людей, звездочками, снежинками фонарей над небом дымящих труб.
Колобок Forever.
Взрываются в руках колокольчики, А у вас звенят, Кто – то сидит на укольчиках И любит зверят. Дикие и домашние Вгрызаются в печень дня, А я По просьбе Дмитрия Пеку колобок, чтобы - Он сбежал от меня. И накормил всех лис в округе Сырной своей душой, Вот он уже встал на ноги Крепкий и небольшой. Беги, беги, маленький От зайцев и от мышей, Собирай цветы на полянке аленькой, У солнца и камыше(й), Не отнимай синего и колокольчиков, Не звени подлетев звонарем, Улисс заканчиваются укольчики Этим погожим днем.
Складки на скатерти.
Руки в занозах и без ногтей, или в ногтях и занозах.
Жизнь -
дикий полярник и Водолей, за -
дворник полюса. В миниатюре – Доступен лаковый ренессанс, Резонанс верхних и чистых глаголов, Лак – в трещинах и слезах, И в кокошниках. Так, в натуре.
На любой стороне веревок Сохнут, смерзаясь, цветы в бельё, Ветер не продувает эту фанеру, Эту фактуру, Эту мануфактурную вдавленность нитей И не ломает её, Просто обходит, Протискиваясь в щели.
Скатерть льняная, Вышитая руками, Серая, Тяжелая, Под венец, Звенит Сосульками, Бубенцами, Тройкой коней, что мчатся за Малиновыми голосами Рубашек, отталкивая людей, Стыдным румянцем Легкого им тумана И покрывала, Озарённого солнцем, отраженного счастием, попавшим в глаза лучиками, снежинками, смешинками И ледянными колокольчиками, спрятанными в зенит.