'Ваша Милость очень добры'. Смущение Бесс только выросло, и Эдвард опять расхохотался.
'Не так я и добр, если бы не пришлось думать в равной степени о собственных желаниях. Уильям Гастингс поехал вперед - устраивать моей супруге место для жительства в его усадьбе - в Кирби Макслоу, и мне следует почтить его дом своим присутствием. Сбор войск займет день или даже два, значит, я тоже получу возможность провести брачную ночь, никого не оповещая. Один Уильям пользуется в данном вопросе полным моим доверием'.
Бесс мгновенно лишилась дара речи. Нахождение рядом с сидящим поблизости королем, вытянувшим свои длинные ноги в синих лосинах, открывшим лицо солнечным лучам, улыбающимся ей и рассказывающим о тайных планах, о которых ничего не было известно даже его Совету, еще сильнее усилило охватившую девушку неловкость. Эдвард казался воплощением великолепия в белом бархатном плаще с меховым подбоем, на всем протяжении вышитом синей нитью. На цепи вокруг шеи висел крупный драгоценный камень, и, по меньшей мере, четыре пальца украшали кольца. Но в нем и близко не обнаруживалось истинно природного щегольства, только дух высочайшей уверенности в себе и переполнения здоровьем. Все, что сумела произнести потрясенная Бесс, это: 'Леди Елизавета так прекрасна...не удивительно...и, о, я надеюсь...'
Эдвард откинул голову и рассмеялся. 'Надеюсь, мои подданные впустят Елизавету в свои сердца. Совет хотел, чтобы я женился на иностранной принцессе, это правда, но меня пленила английская красавица, и тут ничего не поделаешь. Вы любите вашего мужа, Бесс? Ведь так вас называет моя королева?'
'Да, сир. Я всей душой надеюсь трепетно полюбить моего мужа, хотя после бракосочетания видела его только один или два раза. Леди Феррерс желала, дабы потом я поселилась с ней, но батюшка не согласился'.
'Ваш батюшка пришел с ополченцами в мою армию также, как дочь на подтверждение своего брака?'
Бесс улыбнулась Эдварду. 'Услышав о сборе, отец послал за теми из наших людей, кто в состоянии носить оружие'.
На миг лицо короля приобрело более серьезное выражение. 'Я намерен вытоптать мятеж раз и навсегда. Вы понимаете, почему мы сражаемся? Мне представляется, что женщина должна осознавать причины дела, которому ее супруг вполне способен пожертвовать свою жизнь?'
Ладонь Бесс метнулась к воротнику платья. 'Я знаю, что ваши права значительнее тех, которые предъявлял король Генри'. Она увидела угрюмую морщину, протянувшуюся от носа Эдварда к его подбородку, и подумала, каким пугающим противником тот может оказаться.
'Маргарет Анжуйская убила кузена отца, герцога Хамфри Глостера, в народе называемого 'Добрым герцогом', и сделала батюшку своим врагом. Когда он и мой брат Рэтленд были убиты, сражаясь за их права, Маргарет водрузила его голову на ворота города Йорка и одела на нее бумажную корону. Господь заставил ее заплатить за это кровью при Таутоне. Отец был великим человеком, но в вопросе отстаивания законных претензий его обманули. Вы же никогда с ним не встречались?'
'С герцогом Йорком? Нет, сир'.
'Я любил его', - произнес Эдвард и на минуту умолк. Потом он, как показалось Бесс, отбросил внезапно наползшее на него мрачное настроение. 'Благодарение Господу, Маргарет уехала, и я положу конец волнениям. Я установлю в моей Англии мир, ибо в жизни есть место и другим явлениям, нежели битвы. Народ может процветать, торгуя и тем самым наполняя сундуки, а не опустошая их в сражениях'.
Бесс слушала, очарованная и привлекаемая к монарху распространяемым им восторгом. Она спрашивала себя, почему Эдвард говорит с ней, с незначительной шестнадцатилетней девушкой, и была чересчур неопытна, чтобы угадать, - он выбрал ее в собеседницы именно из-за этой самой незначительности, способной перекрыть испытываемое королем нетерпение по отношению к его нареченной.
Через несколько мгновений Елизавета и герцогиня вернулись и прошли в сад, выражая, в расчете на слишком жадные уши, удивление прибытием Эдварда и прося короля остаться на обед. Бесс бросила на Елизавету быстрый взгляд и заметила на ее прекрасном лице совершенно новое выражение. Было ли это любовью, ощущением одержанной победы, гордостью или же, возможно, всеми этими чувствами одновременно? С внезапной решительностью девушка произнесла: 'Ваша милость, леди, простите меня, но мне не следует оставаться. Меня станет ждать отец'.
'Но, милое дитя', - вмешалась герцогиня, - 'ты же даже не перекусила'.