- Что-то август нас теплом не радует.
- Солнце ещё будет. Обязательно.
Странно, но Анджею показалось, будто она говорит не только о погоде. Даже не столько о погоде. Впрочем, это было не в первый раз за последнюю неделю.
На грани сознания Анджей удивлялся, как за неделю случайные встречи в парке по вечерам успели стать тем самым недостающим кусочком мозаики. Когда бы он ни возвращался домой, рыжая ждала за поворотом. Раз играла, в другой - сидела на лавке, подставив ладони мороси мелкого дождя. В третий - медленно шла по аллее, тут же обернувшись, стоило Анджею её увидеть.
- А знаете, - сказала Полина, - вот вы есть... Я ещё в понедельник вдруг подумала, что будто давно вас знаю.
- Любопытно.
- Вы опять за своё... Такой серьёзный и скептический, - рассмеялась она. - Если человек тебе близок, то ты за несколько минут узнаешь его лучше, чем неблизкого за несколько лет.
- Не факт. Вам может показаться, что вы знаете, но люди - тихие омуты, поверьте моему опыту.
- А я не поверю. Есть тихие омуты, а есть залитые солнцем неглубокие заводи. Есть спокойные реки и реки бурные, прозрачные и мутные. А ещё есть лужи и болотца. Бывают и болота большие. А бывают океаны... Но таких сейчас, пожалуй, и не встретишь. Вот я точно знаю, что Бах и Бетховен были океанами. Бах бескрайним и бездонным, а Бетховен чуть поменьше... как Атлантический. А Моцарт был бы океаном, если бы существовали океаны, сияющие и искрящиеся изнутри. Он скорее... небо.
- Решили устроить мне урок психоанализа вкупе с социологией?
- Да ладно вам. Это же интересно. Вот бабушка как-то рассказывала мне, что делит людей по сущности на кошек и собак.
- И в чём отличие?
- Ей лично собаки больше по душе. Она говорит, что пусть среди них не только ротвейлеры, но и волки, и шакалы, и гиены - ты знаешь, чего от них ждать. А вот кошки... Особенно такие, как львы, пантеры и гепарды... Они хищники, безжалостные хищники, но красивые. Грациозные. Стильные. И успешно прячущие когти до того самого неожиданного для тебя момента, когда потребуется их выпустить.
Анджей попытался трезво оценить свою внутреннюю сущность.
- Думаете, глупо? - спросила Полина.
- Нет-нет. Я просто пытаюсь понять, кто я.
- А я знаю.
- Да? И кто же?
Рыжая задорно крутнула тросточку.
- Вы - устрица.
- Устрица?
- Ага. Устрица. Построили себе раковину и сидите в ней. Только чуть-чуть раскроете створки и выглянете наружу - и сразу же думаете «что-то я слишком открылся, это глупо, этонеосторожно, это...» И тут же обратно.
- Нет... Нет, - Анджей отшвырнул мыском ботинка упавший на него лист. - Это не так.
- Может, и не совсем так, - тонкие ладони крыльями бабочки сложились на набалдашнике трости. - Но что я знаю точно - у вас есть рамки. Определённые рамки, вами же созданные. И вы решили, что никогда не сможете перейти их, когда на самом деле единственная преграда - вы сами.
Анджей лишь усмехнулся, глядя куда-то в сторону.
- Писатели - они ведь волшебники, они - почти боги! Они одним взмахом руки могут создать целый мир, изменить существующий, подарить жизнь или перечеркнуть её. А вы... Посмотрите, вы ведь стали таким... серым.
А что тебе остаётся, подумал Анджей, когда исчезают желания и цели. В чём искать смысл, когда теряются мечты, а мир разбивается вдребезги? И стоит ли тогда вообще чувствовать? Так ли уж это страшно и не намного ли проще - раствориться в серой массе и просто плыть по течению?
- А я вчера видел в переходе слепого флейтиста, - сказал Анджей. - Забыл вам рассказать.
- Да? - выражение лица рыжей почти не изменилось. - И что он играл?
Анджей нахмурился, вспоминая. Прогулка до Пушкинской, привычный шум машин на Тверской, позеленевший от времени поэт, задумавшийся о чём-то на постаменте, запах метро, ступеньки, звуки флейты...
- «Шутку» Баха, кажется.
- Вот как, - произнесла Полина.
Анджею вспомнилось, как по дороге домой в вагоне заплакал ребёнок - девочка лет пяти. Тихо так, осторожно. Родители возились с ней где-то до следующей остановки, а потом перестали обращать внимание - вцепившись в поручни, смеялись о чём-то своём. В какой-то момент девочка подняла заплаканные глаза на стоявшего рядом Анджея и всхлипнула. Он отвёл глаза. Вышел из вагона на следующей остановке и, прислонившись к колонне, дождался другого поезда.
Рыжая убрала флейту в футляр и щёлкнула застёжками:
- И много ему давали?
- Давали что-то. И я дал. Обычно я не подаю нищим, но тут выгреб из кошелька всю мелочь.
- Почему?
- Не знаю. Почему-то.
Хотя знал - потому что вспомнил парк, мёд волнистых волос и морские блики в невидящих глазах.
- Может, потому что человек заслуживает уважения. Ослеп, но не просто стоит с протянутой рукой, а даёт что-то взамен...