XII . КИЕВСКАЯ СТАРИНА. СОВЕТСКОЕ НАСЛЕДСТВО. К ФИЗИЧЕСКОМУ И МОРАЛЬНОМУ НУЛЮ.
Недаром народная молва подарила Киеву почетное имя – «матери городов русских». Как, в каждой семье, мать является хранительницей и носительницей семейных преданий и традиций, так и Киев, в большой семье русского народа, был носителем и хранителем его семейной старины. И старина эта, в первую очередь, заключалась в тех бесценных памятниках православия и народного зодчества, которые были щедро разбросаны по всему Киеву, этой первой колыбели христианства на Руси.
Много раз, в течение своей многовековой истории, подвергались киевские святыни надругательствам и разрушениям. Многие из них помнили и набеги половцев и всеразрушающий ураган Батыева нашествия. Однако, ни половцы, ни татары Батыя, не нанесли киевской старине того опустошения, которое нанесла ей всесоюзная коммунистическая партия большевиков.
Если посмотреть из окна моей комнаты в сторону Днепра, то вдали виднеются грациозные очертания Андреевского собора, а если перейти на другую сторону квартиры, то совсем близко видны купола Софиевского собора и совсем далеко можно различить темную массу собора Св. Владимира. Эти три храма – это все, что осталось от доброй сотни ценнейших памятников киевской старины и русского православия.
Судя по тому, с каким ожесточением, систематичностью, а главное бесцельностью, разрушались большевиками исторические и православные святыни Киева, можно с уверенностью сказать, что уничтожение это вызывалось не насущными потребностями городского строительства, а обдуманным и планомерным «выкорчевыванием» у людей самого страшного для их современных владык – памяти о великом прошлом великого народа.
Говорит это еще и о другом. Это говорит о том ненациональном духе октябрьской революции, которым она отличалась и с которым никогда не примирится ни один национально мыслящий русский человек.
Французская революция не отличалась особой сентиментальностью по отношению к религии. Однако, ни членам Конвента, ни парижским коммунарам, не пришла в голову мысль снести собор Парижской Богоматери или другую ценную историческую церковь, ибо, те и другие были французы. Октябрьскую же революцию, от начала и до наших дней, возглавляют темные проходимцы, которые не имеют никаких жизненных корней в толще русского народа.
Прогулка по тем местам, где когда-то, были святыни киевской старины, много тяжелее, нежели прогулка просто по городу.
Кто из киевлян не знал Михайловского монастыря? Если от Софиевской площади идти на Владимирскую горку, то вы пройдете мимо большого разрытого места, с едва видными остатками фундамента. Это все, что осталось ныне от исторического Михайловского монастыря. Это место похоже на воронки от попадания нескольких сверхтяжелых снарядов. Ночью без фонаря здесь пройти нельзя. Вы сломаете ногу или свернете шею. Что это следы войны? Нет, это следы одного из постановлений киевского горсовета.
Михайловский монастырь был снесен большевиками в 1934 году. На его месте, якобы, должно было быть выстроено правительственное здание. Можно, конечно, спорить о том, что важнее – старинный монастырь или правительственное здание. Хотя земля наша настолько велика и обильна, что на ней нашлось бы место и для того, и для другого. Но дело в том, что здания этого так и не построили. Со дня снесения монастыря и до начала войны прошло целых семь лет. И все эти годы на месте снесенного монастыря, находились опасные для жизни прохожих воронки. Вряд ли, найдется такой упрямый человек, который стал бы спорить о том, что важнее: – исторический монастырь или ямы посреди города.
Быть может, с Михайловским монастырем, произошла какая то непонятная неувязка? Быть может это исключительный случай, к которому не стоит придираться? Ничего подобного… Над Днепром, на красивейшем месте, называемом Перунов горб, стояла историческая Трехсвятительская церковь. Она тоже давно снесена. И на ее месте тоже безобразные ямы и воронки. Тоже неувязка? Случай? Но такова же судьба и стариннейшей Успенской церкви на Подоле – ровесницы «Слова о полку Игореве», такова же судьба Братского монастыря на Подоле, Никольского монастыря, собора Большого Николая на Печерске, знаменитейшей Десятинной церкви, Флоровского монастыря и десятков других православных киевских святынь.
Это уже перестает быть случаем. Это – система.
Грустную картину представляет собой и главная киевская святыня – Киево-Печерская Лавра. Центральное здание ее – Успенский собор – взорван большевиками при отступлении. Остальные корпуса ее сохранились. В них помещался «Музей деятелей науки и искусства». Музей этот оригинален. В первой комнате его, еще были кое-какие экспонаты, имеющие отношение к науке и искусству, но уже со второй комнаты начинался безболезненный переход к неизвестным доселе корифеям, как науки, так и искусства. Сначала появлялись портреты Ленина и Сталина, а затем постепенно нарастая и заполняя собой все видимое глазу пространство, высились кипы сочинений, картины, литографии, монографии, фотокопии и прочие экспонаты, рисующие зрителям пеструю жизнь и деятельность этих восхитительных жрецов науки и искусства.
Впрочем, эти экспонаты действуют неубедительно. О их жизни и «творчестве», гораздо убедительнее говорят другие экспонаты, которые мне довелось увидеть в Киеве. Это – Андреевский и Софиевский соборы. Первый, за много лет до войны, был просто заколочен. Второй – превращен в антирелигиозный музей. Уже во время войны, оба эти храма, за недостатком мест в тюрьмах, были обращены в тюрьмы для политических. После отступления большевиков из Киева, в обоих храмах были обнаружены горы трупов расстрелянных людей: В Софиевском соборе, некоторые из них были распяты и прибиты гвоздями к стенке. О последнем обстоятельстве даже, как-то, не хочется упоминать. Слишком оно напоминает «классические зверства» большевиков, как будто взятые из книг о временах революции. Но я это почерпнул не из книг. Мне это рассказывали киевлянки, которые своими собственными руками снимали со стен тела своих близких. Среди последних было и несколько киевских профессоров. Жаль, что изуродованные тела этих ученых нельзя перенести в «Музей деятелей науки и искусства» в Киево-Печерской Лавре и поместить их там рядом с портретами Ленина и Сталина. Это были бы единственные правдивые и показательные экспонаты этого музея.
С 1934 года в столичном Киеве не было ни одной открытой церкви. Лишь в одной часовенке, на Байковом кладбище, иногда совершались богослужения. За неимением священника, их совершал старенький дьякон. Его несколько раз вызывали в горком и говорили: – «довольно дурака валять». Но дьякон возвращался опять на кладбище и продолжал свое. Потом он исчез. Имя этого дьякона следовало бы со временем отыскать. И, когда пройдут канонические сроки, причислить его к лику святых. Он это, несомненно, заслужил.
Спустя четыре года, на нюрнбергском процессе, так называемых, главных преступников войны, представитель советского обвинения товарищ Руденко скажет, что немцы, в оккупированной зоне России, разрушили 1670 православных церквей. Произнеся эти слова товарищ Руденко сделает то, что не смеет делать ни один прокурор мира. Он – солжет. И ложь эта, казалось бы, совсем была не нужна, ибо немцы на оккупированной русской территории совершили достаточно ничем неоправданных преступлений для того, чтобы им приписать еще одно, ими несовершенное.
Нет сомнения в том, что на оккупированной немцами территории, когда-то и было 1670 церквей. Вероятно, их было даже больше. Но разрушены они были не немцами, а советской властью. Те же несколько десятков церквей, которые еще уцелели на этой территории, давно перестали быть церквами, а были превращены большевиками в антирелигиозные музеи, комсомольские клубы и избы-читальни. Во время немецкой оккупации все эти церкви были открыты для верующих.
Эту поправку я делаю не из благородного негодования по поводу поклепа возведенного на немцев. Слова недобросовестного советского прокурора, добросовестно перепечатали все газеты мира. И на основании напечатанного в газетах, может возникнуть историческая ошибка полезная советской власти. Мною же руководит искреннее желание, чтобы ошибок такого рода было бы возможно меньше.
В Киеве советская власть жестоко расправилась не только с православными святынями. И, просто, исторические памятники города постигла та же безрадостная судьба. Снесен стариннейший фонтан, носивший имя – «Самсон», срыт, так называемый, «Ирининский памятник».