– Это в конце концов вполне возможно. Гм… Вы говорите – пятьдесят тысяч?
– Да.
– В Агентстве Фиат Люкс никогда не было пятидесяти тысяч. Если бы такое случилось, все бы знали.
– Ладно. Скажем, тридцать. Я хотел смухлевать… Поскольку выплата компенсации наверняка затянется…
– Ну, Нестор, черт бы вас побрал! Вы хотели воспользоваться случаем, чтобы нагреть страховую компанию на двадцать тысяч! А?
Я прикинулся раскаивающимся грешником.
Во всяком случае, если меня когда-нибудь облагодетельствуют на тридцать кусков, это превысит ту сумму, которая когда-либо лежала в этом ящике, раздувавшемся от гордости и заклинивавшемся в своих пазах каждый раз, когда в его чреве оказывалось триста пятьдесят франков.
Возвращаясь к тому же сюжету, я сказал:
– Вот единственно возможное объяснение. Оставляя в стороне вопрос о картине… Я вас предупреждаю сразу, Фару. Если вы будете и дальше подозревать меня в причастности к этой истории с картиной, то хоть тресните, а я не стану для вас шпионить за красоткой Женевьевой Левассёр.
– Ладно,– сказал он.– Я не думаю, что картина была у вас. Что же касается Левассёр, то я подумал… Сейчас мне кажется, что она слишком скомпрометирована в этом деле, и не стоит очень уж цацкаться с ней. Вы прекрасно понимаете: если этот Бирикос пошел следом за вами только потому, что вы спрашивали о Левассёр, значит, для него Левассёр и Ларпан – одно целое.
– Необязательно, но в конце концов как вам будет угодно.
Я пошел вместе с Фару в агентство, где законные власти оставили для охраны одного легавого в форме, который, видно, очень радовался, что ограбили частного детектива. Я констатировал потери, еще раз подтвердил пропажу несуществующих тридцати тысяч и отправился в морг, по-прежнему эскортируемый Флоримоном. Опознал Ника Бирикоса с такой уверенностью, как если бы он был мое собственное дитя, и мне вернули свободу. Я вернулся к себе в контору в 14 часов, обычное время возвращения служащих на работу. Там позвал соседнего слесаря, чтобы починить замок, и, не теряя времени, возобновил мои поиски в надежде обнаружить то, что могло привлечь грабителей, кроме картины, которой, как я точно знал, у меня никогда не было. Несомненно, они обнаружили нечто. Нечто важное. Но я так и не смог понять, что. Я бросил свои безуспешные поиски, оставил слесаря и мою контору на попечение консьержки и пошел рыться в пыльных коллекциях Национальной библиотеки. Со вчерашнего дня я хотел совершить экскурсию в это заведение. Но у меня не хватало времени. Сегодня оно у меня было. И я его потерял. Напрасно перелистал целую кучу газет за 1925 год в поисках откликов на дело о вымогательстве, совершенном в этот период Ларпаном-Дома. Так как я не спросил у Фару точной даты, мне пришлось рыться без всякой системы, и я ничего не нашел. Бросив это мероприятие, вернулся в свою контору. Только вошел, как телефон встретил меня своим веселым звонком. В темноте я снял трубку:
– Алло.
– Месье Нестора Бюрма, пожалуйста.
Серебристый женский голос.
– Нестор Бюрма собственной персоной, мадам.
– Ма демуазель,– поправила она.– Мадемуазель Женевьева Левассёр.
Мои пальцы стиснули трубку. У меня перехватило дыхание, я поперхнулся и не смог ответить.
– Алло, алло,– нетерпеливо повторила моя прекрасная собеседница.
– Алло,– сказал я.
– Мое имя что-нибудь говорит вам, месье Бюрма?
Ларпан вам говорит что-нибудь? Бирикос вам говорит что-нибудь? Женевьева Левассёр вам говорит что-нибудь? Кончилось тем, что я сказал кое-что. Историческое слово.
– Э-э… Так сказать…
– Возможно, мое имя часто упоминали в прессе. Я работаю манекенщицей у Рольди…
– Да, мадемуазель.
– Я говорю это, чтобы вы имели обо мне представление.
– Да, мадемуазель. И чем могу вам служить?
– Я впервые обращаюсь к частному детективу. Если вы не встречали моего имени в прессе, то я ваше встречала. Часто. И хотела вас спросить… Если нежелательные лица беспокоят кого-нибудь, вы знаете, как от них отделаться эффективно и без шума?
Я засмеялся:
– Боже мой, мадемуазель! Надеюсь, вы не имеете в виду стрельбу из пистолета?
Она откликнулась на мой юмор. Ее смех был звонким, свежим, приятным на слух:
– Нет, нет. Я не имею в виду столь радикальных методов.
– Вы меня успокоили.
– Это работа, за которую вы могли бы взяться?
– Без сомнения.
– Можете ли вы зайти ко мне? Я живу в отеле Трансосеан. Улица Кастильоне. Можете вы прийти сейчас же?
– Иду.
– До скорого, месье,– повторила она.
Я положил трубку, зажег свет, набрал номер Остроконечной башни[6] и попросил к телефону Флоримона Фару.
– Что случилось? – спросил он.
– Я сделал первый шаг по направлению к постели девицы Женевьевы,– сказал я ему.
– Бросьте, говорю я вам, мы берем это дело в свои руки.
– Невозможно. Это моя клиентка. Она заметила, что является объектом наблюдения. И хочет, чтобы я избавил ее от назойливых преследователей. Речь может идти только о ваших людях… Смешно, не правда ли?
Я пересказал ему недавний разговор с манекенщицей.
– Гм…– проворчал Фару.– С одной стороны, это нас устраивает, а? Ладно… Ну, хорошо… Вы получаете карт-бланш, Бюрма.
Глава девятая
КУРОЧКА И ЛИСЫ
В натуре она была еще лучше, чем на фотографиях (чаще бывает наоборот). Декольте ее платья для коктейлей было не слишком глубоким, что меня огорчило. С острым вырезом и слегка прикрывающее плечи, оно тем не менее оставляло некоторую надежду для глаз порядочного человека. Если бы она наклонилась, например. Но я не мог бросить мелочь на ковер и заставить ее подбирать. Ее очень красивые руки были обнажены, ноги недурны. И еще множество всяких приятных для глаз, волнующих деталей. Белокурые волосы она зачесала назад, как на фотографии, показанной Фару. Глаза, искусственно удлиненные к вискам макияжем, были почти зеленого цвета. Точеные пальцы тонких рук заканчивались длинными лакированными ногтями, за исключением указательного пальца правой руки. Он, наверное, недавно сломался, когда она царапала кого-нибудь. Очевидно, эта девушка так же легко могла поцарапать, как и приласкать. Она приняла меня в маленькой, примыкающей к ее спальне гостиной, теплой и уютной, с изысканным освещением, предназначенным подчеркнуть прелесть как обстановки, так и хозяйки. Она бегло осмотрела меня и заметила своим бархатным голосом:
– Вы не похожи на полицейского, месье Бюрма.
– Я частный детектив, мадемуазель.
– Верно. Присаживайтесь, пожалуйста.
Она уютно устроилась в глубоком кресле. Я положил свою шляпу на столик и сел.
– Сигарету? – спросила она.
Она протянула мне плоский портсигар, из которого только что выудила русскую или псевдорусскую папиросу, в общем, одну из тех длиннющих штук, где больше картона, чем табака. Я встал, взял предложенную папиросу. Зажег обе, скосил глаза на ее корсаж и вернулся к своему креслу.
– Я очень рада, что вы похожи на джентльмена, а не на этих ужасных людей,– сказала она.– Боюсь, что я вас потревожила зря. Я очень импульсивна и потом… У меня нервы расстроены уже несколько часов…
Я улыбнулся. Коммерческая улыбка продавца щеток, который всегда умеет быть под рукой у клиента в случае необходимости. И подождал продолжения.
– Меня зовут Женевьева Левассёр,– сказала она.
– Да, мадемуазель.
– Вам, очевидно, не знакомо мое имя.
– Извините меня, но я не являюсь постоянным читателем журнала «Вог»…
– Но вы читаете газеты?
– Почти все.
– Вы там прочли имя Этьена Ларпаиа в таком случае?
– Ларпана? Это не тот человек, которого нашли убитым с копией картины Рафаэля, украденной в Лувре? С копией… или оригиналом. Знаете, я не всегда принимаю все, что печатают газеты.
– Да.
Она посмотрела на меня сквозь длинные ресницы:
– Это был мой любовник.