Выбрать главу

Хачик не ответил и опять бесстрастно уставился на пруд. Лебеди, попрошайничая, кружили у самого берега. Один, самый наглый, вылез из воды и стал с заискивающим видом подползать к ним на своих неуклюжих лапах. На суше эти грациозные создания выглядели жалкими и нелепыми. Кокой с размаху запустил в сторону птицы пивной бутылкой. Лебедь загоготал, забил крыльями и в истерике заковылял прочь. Его товарищи уже презрительно расплывались в разные стороны.

-Хочешь совет, Алан? – сказал Хачик после некоторого молчания – Хватит страдать херней. Или ты с Габараем до конца, или вообще отваливай. Потому что этот хитрожопый все равно тебя натянет. Он бы давно уже это сделал, если- б захотел, - он сунул в зубы спичку и перекинул ее пару раз языком – Габарай силен, как черт. Дело даже не в том, что он физически тебя выпиздит. Он тебя морально с землей сровняет, тем более что ты начинаешь слюни распускать.

-Но ты-то…

-Я? На меня не рассчитывай. Я всегда буду на его стороне. Это по любому. А кто еще? Гиб – одноклеточное создание. Атар предан Габараю, как пес - он за него родную мать зарежет. Так что, ты один, Алан. Лучше не бычься. Тимур ведь любит тебя до безумия. Зачем делать больно тому, кто тебе вместо отца и матери?

-Насрать мне! – Алан со злостью заехал кулаком по спинке скамейки – Мне опротивело это все! Габарай шизует в полный рост, а мы должны хавать его бредни. Он же ненормальный! Больной!

Хачик пожал плечами.

-Не знаю. Все великие люди были психами.

-Великие? Великий скот он – это точно!

-Я не знаю, не знаю. Никто не знает, что там творится у него в душе… Он, конечно, и скот, и изверг, и психованный, и нарывистый, как сам черт, может он, в натуре, как ты говоришь, дьявол во плоти. Может быть, он – последняя мразь на земле, а может… - Вадик задумчиво посмотрел в широкое, синее небо над головой – Может, он – лучший из людей… Ты видел, как он смотрит на свою сестру? Как он разговаривает с ней? Что с ним творится, когда она рядом? – он покачал головой – Я не думал, что такое вообще бывает в этом сранном мире. Он потащил меня однажды на какой-то концерт к ней в школу. Алина там танцевала на сцене. Так вот, Габарай сидел в зале, смотрел на нее и рыдал. Я попутал, Кокой! Этот скот рыдал крокодильими слезами! В нем ведь добра не меньше, чем зла! Он живет на грани, на острие. Все по максимуму – и нежность и жестокость. Только великие способны на такое.

Алан потупился.

-Я не способен.

-Я знаю. Ты, дурень, не заслуживаешь того, как он к тебе относится. Базару нет, он странный тип… - Вадик посмотрел ему прямо в глаза – Но разве у тебя в жизни есть кто-нибудь ближе него?

Алан молчал несколько секунд, разглядывая его лицо.

-Пойдем отсюда, - вдруг бросил он и спрыгнул со скамейки.

-Куда?

-У меня еще дела есть. Я чуть ни забыл.

-Какие дела, Кокой? Где?

-У меня дома.

   20.

Алан стоял какое-то время, не шевелясь и почти не дыша, словно вживаясь в сладковатый зловонный полумрак.

-Мам… Это я… - выговорил он наконец. В черных провалившихся глазницах что-то шевельнулось. Теперь она смотрела на него.

Он пересилил себя и, не отводя взгляда, взял совершенно чужую руку. Ничего не происходило. Он выжидал. Ему казалось, что что-то должно дрогнуть, перестроиться в нем. Но ничего не происходило. Ее невозможно было узнать. И совершенно невозможно было придумать какие-то слова для нее.

Алан молчал довольно долго.

-А я вот, так и не стал фигуристом, - неожиданно для себя выпалил он – ты помнишь, как я мечтал? Мы вместе всегда смотрели на них. По черно-белому телеку. Так давно… - он запнулся – Но у нас в городе и катка-то нет. Так что, фигуриста из меня не получилось. Ты уж прости…

-Из тебя и человека не получилось, - проскрежетала вошедшая Зарема. Алан обернулся. Она несла в одной руке утку, в другой – постельное белье. – Что, все-таки зашел? Какое великодушие!

Он неуклюже стоял, покусывая губы, переминаясь с ноги на ногу, и наблюдал за ее действиями. Она была совершенно точна и автоматична как робот.

-Если хочешь, иди, поспи. Я посижу с ней сегодня.

-Чего?! – она подняла на него злые глаза – Ты посидишь с ней? Ты будешь подносить ей горшок, менять ей пеленки, кормить ее, держать, когда она начнет себя душить, делать ей уколы… - ее вдруг осенило – А… Надеешься, что я доверю тебе халявную наркоту, да? Обломайся, скот. Я еще не выжила из ума.

Его передернуло.

-Разве?

Она привычными движениями скатывала простыни валиком.

-Убирайся. Ты мне мешаешь.

-Да посмотри на себя. Ты настоящее чучело.

-Когда я совсем буду валиться с ног, то позову соседку. А ты, Аланчик, последний человек на этой земле, к кому я обращусь за помощью.

Он усмехнулся.

-Я твой рот, Зарема… А мы ведь брат и сестра.

-Неужели? Ну, можешь забыть об этом. Так что, фигурист, катись отсюда.

Алан снова посмотрел на мать.

-Черт… Как она похудела.

Зарема тут же наградила его взглядом, полным ненависти.

-Умоляю тебя, проваливай, пока меня ни стошнило. Ты уже выполнил свой сыновний долг, так что можешь не переживать.

-Да я и не переживал особо.

-Очень тебе верю.

Ему снова безумно захотелось избить ее. Алан резко вышел и направился в свою конуру. Им внезапно овладело небывалое, смертельное бессилие.

-Высраться мне на вас всех, - пробормотал он и рухнул на кровать.

Около двенадцати его разбудил телефонный звонок.

-Кокой, это я.

Алан поймал себя на том, что необычайно рад слышать этот голос.

-Ты где, Габарай?

-На Малаканке. Дуй сюда.

Он говорил тихо и как-то замедленно, а на фоне грохотала музыка. Алан понял, что он под кайфом.

-Что-нибудь…

-Нет. Просто приезжай. Хочу тебя видеть. Можешь?

-Конечно, Габо.

Он быстро оделся и вышел в коридор. В спальне матери все еще горел желтый торшер. Зарема ковырялась в ящике в прихожей и в тусклом электрическом свете казалась еще уродливей.

-Что, уходишь? Ты сегодня засиделся дома, как никогда.

Алан молча надел куртку. Просто невероятно! У нее почти не оставалось сил, чтобы двигаться, но яда хватило бы на десятерых. Он сунул в карман ключи и открыл дверь.