-Да не собираюсь я тебя никуда выцеплять. Я один, без пацанов! Клянусь. Я даже без машины. Просто впусти меня.
Дверь медленно открылась. Она стояла на пороге, маленькая, сонная, лохматая и вглядывалась в его лицо в темноте. Он, шатаясь, шагнул внутрь и тут же сгреб ее в объятья.
-Да подожди ты… - она пыталась отстраниться. Ее тело восхитительно обожгло его сквозь одежду. Он обеими руками тянул ее к себе за бедра, со всей силы прижимаясь к ее мягкому животу.
-Алан… Господи! Кошмар, что с тобой случилось? Идем, я отведу тебя в ванную.
-Что, от меня воняет, да?
-Вот больной! Да ты весь в крови.
Она поволокла его по темному коридору. Он подчинился.
-Умоляю, только не шуми. Я тут не одна живу, с подругой.
-Да? С такой же блядиной, как и ты?
Она молча сунула ему чистое полотенце, какую-то мазь и включила воду.
-Э! А у тебя пожрать найдется что-нибудь?
-Ну… Такого ничего… Могу яичницу тебе пожарить.
-Валяй. Я не привередливый. Мне все равно, чем кишку набивать.
Когда он умылся и вышел из ванной, ему показалось, что он совершенно протрезвел. На кухне горела немощная электрическая лампочка под абажуром, хлопотала Карина, и было неожиданно тепло и спокойно. Он сел на табуретку за стол. Она болтала яйца в сковородке, кромсала на скорую руку салат, ставила что-то на стол, как всегда со спокойным, невозмутимым лицом, но ему показалось, что она очень старается. Ему стало радостно и одновременно жутко.
-Слышь, а твоя эта… подружка красивая?
-Она спит.
-Ну, пусть поспит с нами.
Карина поставила перед ним еду, и он, не дожидаясь ответа, стал жрать, похрюкивая и заглатывая кусками несвежий хлеб. Она тихо стояла рядом, как невеста-скромница, или как служанка, ждущая приказаний, или как тень, убивая его своей покорностью.
Алан доел и брезгливо отодвинул тарелку, еле подавляя злость.
-Чай будешь?
Он помолчал и поковырял в зубах.
-Да.
Она снова засуетилась, и он с отчаянием поднял на нее глаза. Такой нежный профиль. Отливающий медью ореол волос. Хрупкая талия, перетянутая пояском. И такое трогательное безразличие.
Она приближалась, отходила, наклонялась, иногда слегка задевала его, и он следовал взглядом за каждым ее движением неотступно, со звериной тоской. Из широких рукавов халата то и дело выныривали ее запястья, белые и такие тонкие, что их, казалось, можно было переломить двумя пальцами.
-Слушай, ты… конченая, да?
-Что?
-Ну, ты конченая потаскуха, да? Тебе не в падлу одновременно с кучей потных мужиков, во все дырки, да?
-Да. Именно так. Я – конченая тварь. Еще вопросы будут?
Он замолчал. Его глаза судорожно носились по ней, спотыкаясь то на россыпи родинок на шее, то на налитой груди под тонким ситцем, то на полупрозрачных ключицах…
-Тебе было противно со мной?...
-Нет.
-А с Габараем?
-Нет.
-В смысле, тебе что, все равно с кем?
-Не все равно. Но вы, по крайней мере, молодые. И довольно симпатичные.
Он злобно посмотрел ей в лицо.
-А знаешь, что мы недавно зверски изнасиловали маленькую девочку, и она теперь умерла?
Она спокойно выдержала его взгляд. Алан стиснул кулаки.
-Ну что ты молчишь?
-А что сказать?
Он нервно рассмеялся.
-Нечего сказать, да?
-Да, нечего.
-Ну, да. Засунула язык в жопу.
Карина отвернулась и достала чайник.
-Тебе варенье открыть?
-Нет. Иди, шлифони мне лучше.
Карина снова печально глянула на него. Карие глаза. Такие обреченные и… родные. Она убрала со стола и приблизилась к нему.
-Вот, черт. У тебя опять кровь пошла. Посиди-ка.
Она принесла пластырь, йод и еще какую-то дребедень. Подошла вплотную, и слегка придерживая левой рукой его лицо, стала обрабатывать рану. Он замер. Руки у нее были тошнотворно, убийственно-нежные. И эта ее отчужденная нежность, эта безотчетная забота, как жернова месили и проворачивали все его внутренности.
Он закрыл глаза. Просто чужая рука на его щеке. Тонкие, почти нематериальные пальцы. Пять точек жжения. И какого черта он здесь делает?
-Тебе что, кастетом втащили?
Ее рука переместилась, и она приподняла его лицо за подбородок.
-Не помню.
-Вот блин!
Она ведь не заметила? Да нет, нет, конечно не заметила, как он чуть задел губами ее ладонь. Все так странно, даже противоестественно. Чужая кухня, дурманящее- уютный свет, он и эта грязная женщина залечивает его раны. Просто делает что-то для него. Так, не задумываясь, мимоходом. Как сделала бы для плешивого бездомного пса. Она ведь женщина, у нее это в крови!
-Зря ты так бухаешь, Алан. Ты же совсем молодой, - она ловко прилепила ему пластырь, закрутила крышечку на пузырьке, поставила все на стол, и так же деловито опустилась на пол между его коленями. Он напряженно смотрел на нее сверху вниз, борясь с нежностью и омерзением. Она взялась за пояс на его спортивках. Шлюха с ласковыми руками. Алан не сдержался и оттолкнул ее ногой. Она опрокинулась на спину, вопросительно посмотрела на него.
-Дура!
-Тебе не угодишь.
Он сполз с табуретки и уселся рядом с ней на полу. В ее взгляде читалась злобная насмешка.
-Ну и что? Будем тут валяться?
-А ты что думаешь, наше место среди ангелов на небесах, что ли?
-Да что тебе нужно, черт возьми?
Он потупился.
-А?
-Не знаю.
-Не знаешь? – ее вдруг наполнило необъяснимое глумливое злорадство от вида его растерянности – Да ты еще ненормальнее, чем твой друг.
-Послушай-ка… - Алан взял ее за плечи. Тут же отдернулся. Затем неуклюже пристроил свои руки у нее на коленях. Она выжидающе молчала, переполненная раздражением. Он убрал руки и весь как-то скомкался.
-Ну и?... – вывела она стальным голосом.
Алан поднял мутный взгляд и уставился куда-то сквозь ее лицо.