-Ничего. Зато будет теперь думать, прежде, чем языком своим чесать. Ведь, правда?
Ответа не последовало. Она уставилась на брата во все глаза. Что-то странное было в его лице. Сгустилась мучительная пауза. Злость медленно сползала с ее лица, обнажая лупоглазый детский испуг.
-Тимур… - взволнованно произнесла она – А… Чего ты молчишь?
Он поднял на нее унылый взгляд. На губах мелькнула печальная усмешка. Алина подалась назад и прислонилась спиной к стене, словно боясь не устоять на ногах.
-Это ведь… все неправда, да?
Взгляд ее был пристальным, буравящим, и таким чертовски-знакомым! Этого взгляда не выдерживал никто. С детского лица на него смотрело зеркальное отображение его собственных глаз, и впервые в жизни ему вдруг стало не по себе.
-Алин, давай поговорим, - он вздохнул, взял ее за руки, привлек к себе и усадил рядом на кровать. Глаза ее были расширены до невероятных размеров.
- Мы всегда с тобой были друзьями, правда? И я знаю, что могу тебе доверять, - он вытащил из заднего кармана джинсов бумажку, развернул и протянул ей – Ты знаешь, что это?
-Нет…
-Это – повестка явиться в суд по делу об изнасиловании.
-Господи Боже!!! Нет! – она в ужасе отпрянула от него и закрыла лицо руками – Нет, нет, не говори мне! Не показывай! Я не верю в это. Я никогда не поверю! Я, скорее, во что угодно поверю, только не в это!
Алина трещала и захлебывалась, как автоматная очередь, не давая ему говорить.
-Послушай…
-Нет! Нет! Это неправда, - она вцепилась руками в его майку – Разве ты бы мог…
-Господи! Ну, чего ты хочешь от меня?
-Это неправда! Скажи, что это неправда!
Тимур рассмеялся и обнял ее за плечи.
-Ну, конечно, неправда, солнышко.
Алина всхлипнула.
-Тогда, какого черта тебя в этом обвиняют?
-Ну… - он нежно гладил сестру по волосам – Это долго рассказывать… Тут, как всегда, замешаны бабки. Понимаешь, о чем я?
-Кажется, да… - она оторвала голову от его плеча и испуганно посмотрела ему в глаза – Это типа как шантаж, да?
Тимур усмехнулся.
-Вроде того.
-Мамочки, как можно! Ну и стерва!!! Кто она?
-Какая разница? Ты ее не знаешь.
-Как ее зовут?
-Инга. Ее зовут Инга.
Алина скривилась.
-Фу! Ну и имя! Небось, шлюха какая-нибудь, да?
-Да… Что-то типа этого.
-Ну и? Что теперь?
-Ничего. Суд теперь. Послезавтра надо туда тасануться.
Алина икнула от возмущения.
-Суд??? Как это, суд?! Ты же этого не делал, почему тебя должны судить?
-Там разберутся.
-Но это же несправедливо! – заверещала она и по-командирски топнула ногой – Какой-то шлюхе захотелось подать в суд, и все ее сразу послушали, что ли? Какие у нее доказательства? Ведь, должны же сделать экспертизу, или что-то в этом роде, ты лучше в этом разбираешься. Она же ничего не сможет доказать.
Тимур пожал плечами.
-Ну… кое-что, в принципе, сможет.
-Как это? То есть… Я не… - она непонимающе уставилась на него. Вдруг, ее осенило. – Мамочки… Ты что, спал с ней?
Он усмехнулся и драматично закатил глаза. Когда-нибудь она доконает его подобными вопросами!
-Тимур, о, Господи! – она обрушилась ему на шею – Как же тебя угораздило так вляпаться?
Что-то горячее обожгло его плечи и грудь. По тому, как беззвучно затряслось ее тело в его руках, он понял, что она рыдает.
-Ну, вот еще! – сварливо удивился он – Алинбечер хнычет?
-Тимурик! Мой родной! Как же я за тебя боюсь, черт подери! А вдруг это все плохо кончится! – она вцепилась в его шею, будто боясь выпустить его из своих объятий – Я не смогу жить без тебя! Я ни одного дня не проживу без тебя! Я люблю тебя больше, чем старикана в тысячу раз, и даже больше, чем Маргариту. Больше всех на свете! – она, рыдая, с отчаянием целовала его лицо.
Он закрыл глаза. Сердце его сморщилось, треснуло, расщепилось… Было что-то противоестественное в этом удушливом чувстве, которое жгло его изнутри, разъедая все органы.
-Алька, ну чего ты? Не плачь, ты же путевый пацан, - с шатающейся улыбкой кое-как выковорил он из себя, и голос его провалился. В сотый раз Тимур подумал, какая чепуха весь мир и вся вселенная, что жизнь – сплошное лицемерие, и единственное настоящее, искреннее, чистое, что еще заставляет эту уделанную планету вращаться– любовь этого маленького ангелочка. Он ощущал мерцающие прикосновения детских пальчиков к своему лицу, груди и шее, и казался себе безнадежно, грязным и потасканным скотом.
-Ну все, хватит. Не ной, - он торопливо оторвал ее от себя и провел большим пальцем по ее щекам, вытирая слезы.
Алина все еще плакала, совсем как маленькая, всхлипывая и завывая.
-Я боюсь, Тимур, боюсь… - она стала тереть ладонями лицо, пытаясь остановить рыдания.
-Аля, клянусь, тебе не из-за чего волноваться. В тюрягу меня не засадят, обещаю тебе. Я когда-нибудь не выполнял обещания?
Он, улыбаясь, ласково убрал с ее мокрого лица прилипшие волосы.
- Какая ты растрепанная, заяц. Как баба-Ежка! Давай, я забацаю тебе косичку, как в старые добрые.
Она глянула на него, и, хихикнув сквозь слезы, повернулась спиной. Тимур распустил ее тяжелые волосы и стал заплетать косу. Его длинные пальцы двигались проворно и очень осторожно, чтоб не потянуть никакой волосок. Это занятие было для него привычным. Несколько лет назад он проделывал такую процедуру каждое утро. Только брату Алина доверяла причесывать себя и заплетать косички – он никогда не делал ей больно, а Марго всегда драла волосы и доводила ее до слез.
-Готово! – он перекинул ей косу через плечо и обнял сестру сзади. Тощие плечики все еще вздрагивали.
-Я помню, - заговорила Алина, кусая губы и изредка всхлипывая – как я однажды ужасно перепугалась за тебя. Тебе было тогда лет двенадцать. Ты водил меня в первый класс и каждый день забирал с уроков. Один раз, когда ты пришел за мной, я настучала тебе на одного козла с одиннадцатого класса, который что-то там на меня сказал… Ты тут же поскакал на разборки. Вы с ним подрались за школой. Это был прямо громила, вдвое выше и шире тебя, но ты ему все равно классный бланчик поставил. А потом под конец он тебе навернул по носу и смылся, пока никто из школы не вылез и не засек. У тебя кровь хлестала прямо ручьями… Ты стоял вот так, оперевшись о стену и, задрав голову, а на асфальте были мелом нарисованы классики, и кровь капала и капала, прямо на цифру «2». А я стояла рядом и плакала, плакала от страха. Кровь у тебя все никак не останавливалась, и мне казалось, что она вся вытечет из тебя. Ты одной рукой держался за нос, а другой обнял меня, засмеялся и сказал: «Не бойся… Не бойся…» Я тогда подумала: он настоящий герой. Ему больно, а он смеется, - она развернула к нему лицо, чуть скосившись – Помнишь такое?