Обрывки светлых воспоминаний мягко рассеивались над ними, в палату все так же лился серый будничный свет. Кристина молчала. Неимоверная тяжесть и безысходность его боли многотонным грузом давила сверху, как руины после землетрясения.
-У нее сотрясение мозга, - вдруг заявил он переменившимся жестким тоном, холодно глядя на постель, - Я не знаю, что будет с ее психикой, станет ли она когда-нибудь такой, какой была. Никто не знает… У нее сломаны ребра. Отбита печень. Поврежден позвоночник. Я видел ее лицо. У нее навсегда останутся шрамы. Она никогда не сможет иметь детей… Знаешь… я не хочу, чтобы она была несчастной, - он осторожно взял маленькую ручку сестры ласково перебирая тонкие детские пальцы, и, склонив голову набок стал с душеубийственным любованием смотреть на ее изуродованное лицо.
-Умирай, кисюля, - проговорил он с выпотрошенной, истерзанной улыбкой, - Не живи. Не надо… Не надо просыпаться, ласточка. Моя сладенькая, самая родная, самая любимая! Мое маленькое прекрасное золотое солнышко.
Кристину сковал ужас. В позвоночнике затрещал жгучий мороз от вида этой перекошенной, несуразной, жуткой до сумасшествия сцены.
Габарай продолжал с тоской и отрадой смотреть на живой труп перед собой, а из его влюбленных глаз одна за другой покатились слезы. Он плакал. Он плакал так, как никогда ни один пацан в мире. Она не верила своим глазам. Габарай плакал!
Внезапно лицо его уродливо перекосилось, как от чудовищного спазма, рот разодрался страшной черной дырой, казалось, он сейчас закричит так, что обрушатся потолок и стены, а может – и все небо. Тимур обхватил руками голову и сполз на пол. Он рыдал в голос, сипло всхлипывая и воя, как раненный волк; огромные плечи судорожно сотрясались, грудь рвали хриплые стоны. Это были не человеческие звуки – с такой неистовой болью мог кричать только разбитый орган, или умирающий мамонт, захлебывающийся в крови. Кристина обмерла. Гордый, самоуверенный, невозмутимый красавец-Аполлон, рыдая, валялся у ее ног, кричал и бился как в припадке эпилепсии. Она наклонилась и схватила его за плечи, стараясь приподнять, но это было все равно, что пытаться сдвинуть с места скалу. Он с воем стиснул руками голову, как будто она готова была лопнуть от боли. Ему ничто не могло помочь. Его можно было только пристрелить, как бешеного пса, и тогда он, может быть, притих бы и успокоился.
-Тимур… Тимур… - Кристина вцепилась руками в джинсовую ткань на его плечах, как будто пыталась удержать повисшего над пропастью. Он уткнулся лицом в ее обувь.
-Почему?!!! Почему?!!! – раздираясь, орали какие-то внутренности из его утробы.
-Тимур, не надо…
Он поднял лицо, и она тут же увернулась, как от удара от его непосильного дико-вопрошающего взгляда.
-Почему?! Почему она, Господи?!!! Она ведь такая маленькая, добрая, глупенькая, доверчивая! За что?!!! Если у кого-то были счеты со мной, пусть бы отыгрались на мне! Пусть бы сделали со мной что угодно: четвертовали бы, кастрировали, петушнули – что угодно, но при чем тут она?!!! При чем моя Алишка?!
-Никто никогда не ответит на этот вопрос, - мудро заметила Кристина, - Жизнь – жестокая вещь.
Надо же… Она говорила ему, что жизнь – жестокая вещь! Она!
Тимур сел на полу, прислонившись к стене, обхватил руками колени и уставился прямо перед собой. Прошло сколько-то времени в тишине. Слезы его высохли, и не осталось совсем ничего. В глазах было холодное пепелище.
-Послушай… - завела Кристина старую, как мир дежурную байку, - То, что произошло с твоей сестрой… Я знаю, какая это катастрофа для тебя. Но жизнь будет идти вперед. И я знаю, что ты преодолеешь свою боль, потому что ты – очень сильный человек. Мы все это знаем.
Он молчал, и казалось, вообще не слушал ее.
-В тебе достаточно сил, - внушительно повествовала она, - И ты должен жить дальше.
Он безразлично глянул на нее.
-На кой черт?
-Есть смысл.
-Да? Ну, так покажи мне этот сранный смысл.
-Я не могу знать. Ты сам должен найти то, на что сможешь сейчас опереться. Ну… Ты должен жить ради своей семьи…
-Нет у меня никакой семьи! - угол его рта нервно дернулся.
-Тогда живи ради того, чтобы отомстить. Найди их!
-Отомстить? – Тимур задумчиво посмотрел в окно, где простиралось надменное, дымчато-голубое осеннее небо, - Думаю, ей это уже не нужно.
-Не ей. Тебе.
-Высраться мне на себя!
-Послушай, - Кристина ненатурально накрыла ладонью его руку. Жест, подсмотренный в кино и казавшийся универсальной панацеей и утешением. – Сейчас тебе кажется, что жизнь закончена, но это не так. У тебя еще все впереди. Ты молод…