Тут я волей-неволей задаю ему дурацкий вопрос:
— А зачем же тогда нам торпеды?
Моссе улыбается:
— Есть такое военное правило — никогда не оставаться безоружным даже в безнадежной ситуации. Следуя этому правилу, бомбардировщик вооружают пушками, танкистам выдают пистолеты, а подлодку оснащают торпедами.
— И когда же она их использует?
— Когда во время войны ее обнаруживает и атакует вражеская субмарина. Представьте себе огромную крысу, за которой гонится маленькая кошка. Крыса старается увильнуть, но уж если ее приперли к стенке, ей ничего не остается, кроме как огрызнуться, пуская в ход зубы.
— Стало быть, торпеды — это ее зубы?..
— Да. Но перспективы такой схватки не очень-то утешительны. Неприятель недолго действует в одиночку, вскоре за нами уже гонится целая стая.
— Вы забыли про наши два «Экзосета»!
— Опомнитесь, господин эскулап! Торпеда — оружие подводного боя. А «Экзосет» может поразить только надводное судно.
— Тогда зачем нам ракеты этого типа?
— Для разговора с кораблем, которому вздумается погладить нас по головке.
— Превосходная метафора!
— В этих случаях «Экзосет» незаменим, если только цель находится в пределах досягаемости. Я сказал бы даже, что он неотразим.
— Как это понять?
— У этих ракет огромная скорость. Они покрывают сорок километров менее чем за минуту.
— Вот это да! А вам самим доводилось пускать их в ход?
— Да, два раза, без боеголовки, разумеется. И в обоих случаях цель была поражена.
— Ну, капитан,— говорю я с улыбкой,— сразу видно, что вы настоящий артиллерист. С какой же тогда стати вы томитесь на ПЛАРБ?
На его лице отражается удивление.
— Откуда вы взяли, что я здесь скучаю? Мне просто некогда скучать. Во-первых, рейс на ПЛАРБ очень интересен с чисто человеческой точки зрения: каких только людей не увидишь в этой жестянке за время плаванья. А потом, здешняя ситуация очень похожа на реальную ситуацию во время конфликта. Мы постоянно живем как бы в состоянии войны, держа палец на спусковом крючке. Мы всегда готовы выстрелить.
— Но если такой приказ будет получен, стрелять придется не вам, а ракетчикам.
— Верно, доктор. Я нахожусь здесь на тот крайний случай, о котором мы только что говорили. Я не стреляю, я слушаю. Слушаю креветок, дельфинов. Слушаю шумы, издаваемые другими кораблями, пытаясь определить их пеленг и местонахождение. И разумеется, прослушиваю самого себя.
— Самого себя?
— Ну, это я так, для красного словца. Я прослушиваю шумы, производимые нашей подлодкой.
— Это еще зачем?
— Чтобы уменьшить их или устранить совсем. Во имя все той же скрытности!
— Интересно, как же можно устранить, например, шум гребного винта?
— Англичанам это удалось. Они изобрели винт, который вращается медленней, чем наш, но придает кораблю такую же скорость. И шума от него меньше.
— Будь здесь Верду, он наверняка заорал бы: «Hear! Hear!»
— И был бы прав.
Моссе умолкает и снова принимается за шоколад. Есть люди, которые пыжатся от гордости, когда им удается при стрельбе в тире всадить пять крохотных пулек в жалкую картонную мишень. А здесь передо мной человек, запросто распоряжающийся торпедами и ракетами типа «Экзосет»! И еще мне не дает покоя деталь, проскользнувшая в речах Моссе, мне хочется ее прояснить.
— Если я вас правильно понял, капитан,— обращаюсь я к нему,— скрытность ПЛАРБ, от которой зависит ее неуязвимость, а следовательно, и действенность в качестве оружия устрашения, обеспечивается, с одной стороны, бесшумностью самой подлодки, а с другой — эффективностью ее служб наблюдения.
— Это еще не все,— говорит он.— Важно учесть, насколько бесшумно движется вражеское судно и как поставлена служба наблюдения у них.
— Стало быть, если вражеская подлодка издает меньше шума и обладает лучшей аппаратурой для обнаружения противника, нежели наши субмарины, она может выследить их раньше, чем выдаст себя, и уничтожить, оставаясь незамеченной.
Моссе смотрит на меня с довольно кислой миной:
— Что и говорить, положение не из приятных.
— Из чего я заключаю, что наши силы устрашения действенны только в той мере, в какой наша технология — а от нее зависит и бесшумность, и средства наблюдения — не уступает технологии возможного противника. А как все обстоит на самом деле?
— Хотел бы я видеть человека, который сумеет ответить на этот вопрос.
Наступает пауза, настолько тягостная для нас обоих, что мне не терпится поскорее прервать ее.
— Ладно,— говорю я с улыбкой.— Если мне, не дай бог, удастся когда-нибудь стать премьер-министром, я сделаю вот что: увеличу в десять раз число наших инженеров и отпущу в двадцать раз больше средств на научные изыскания.