Он заглянул в лазарет с жалобой на небольшое растяжение связок в правом локтевом суставе и теперь, после осмотра, сидит, прислонившись к операционному столу, смотрит на меня и вздыхает. Ростом он не выдался, зато плечист, плотен и широколиц. А глаза у него такие огромные, словно вобрали в себя всю пронизанную солнцем безбрежность Южных морей.
— Наконец-то мне стукнуло тридцать три,— говорит он со вздохом.— Еще три года — и на берег.
— Вам так не терпится уйти в отставку?
— Отставка — не самое главное. Главное — отдых. Вы понимаете, доктор, французы из самой Франции думают только о работе. Работа! Работа! Они прямо помешались на своей работе! Чокнулись!
— По-вашему, это будет маамаа...
— Нет, доктор, маамаа — это по-таитянски. А у нас на Рикитеа чокнутых зовут поковеливела.
— Я слышал, что большинство коков, уйдя в отставку, открывают собственные рестораны.
— Только не я! — восклицает Тетатюи.— Сойду на берег — и близко не подойду к плите. Пусть жена этим занимается.
— А не будет вам скучно на Рикитеа, когда вы уйдете в отставку?
— Еще чего? Я займусь выращиванием искусственного жемчуга. У меня есть знакомый японец, он растолкует мне, что к чему. Я обучу моих односельчан, они и будут работать. А я и пальцем о палец не ударю.
— Но для разведения жемчужин нужны прибрежные участки...
— Этого добра у меня навалом. Я владею четвертью острова.
— Вы владеете четвертью острова Рикитеа?
— Ну, может, не четвертью, а чуть поменьше,— говорит он скромно.— Понимаете, доктор, мой дед был мировым судьей. Он умел читать и писать. А остальные были неграмотными. Вот он и подговорил их подписать свидетельство о продаже земель в обмен на кое-какую ерунду. И оттяпал у них четверть острова, пройдоха чертов!
Определение, данное им деду, нельзя назвать особенно лестным, но в тоне, которым оно произнесено, звучит гордость. Право есть право. Даже если оно добыто неправым путем.
— Ну хорошо, Тетатюи, а чем же займетесь вы сами, пока ваши земляки будут гнуть на вас спину?
— Как чем? Рыбалкой.
— Итак, насколько я вас понимаю,— говорю я с улыбкой,— ваши работники будут выращивать жемчуг, жемчуг будет приносить вам доходы, ваша жена займется хозяйством и стряпней, а вы тем временем будете удить рыбу. Но ведь говорится, что без труда не выловишь и рыбку из пруда...
— Смотря как ловить. Я просто закидываю лески в море, вот и все. Моторка идет на малой скорости, я поплевываю в воду, и рыба ловится сама собой. Даже наживку менять не надо: пусть те, что покрупней, заглатывают тех, что помельче.
Я мысленно представляю себе эту картину и меня разбирает неудержимый смех.
— Сидите вы, значит, в лодке, прислонившись к планширю, придерживаете двумя пальцами рулевое весло, а солнышко пригревает вам голую спину...
— Не обязательно голую,— вздыхает Тетатюи.— На островах Гамбье прохладнее, чем на Таити. Бывают дни, когда без легкого свитера не обойдешься...
Короче, нет в мире совершенства. Даже счастье не бывает полным. И тем не менее, если лет через пять судьба снова забросит меня в просторы Южных морей, я охотно завернул бы на остров Рикитеа, чтобы взглянуть, сбылись ли мечты нашего кока о сладостном farniente[8] — мечты, которые он вынашивает, потея по четырнадцать часов в сутки возле своих печей, запертый, как и все мы, в нашем стальном ящике.
Едва задремав, я снова оказываюсь в Праге, где в предыдущих кошмарах лишился чемодана. Я сижу в холле гостиницы «Алькрон» и пью чай. За соседним столиком расположились четыре юные особы, которых насмешливые чехи величают «девицами Тузекс». Тузекс — это сеть государственных магазинов, предназначенных исключительно для иностранных туристов; в них можно купить — разумеется, только на валюту — знаменитый богемский хрусталь. А что предлагают за ту же валюту девицы, околачиваясь в крупных отелях, где полным-полно западных дельцов, догадаться легко. Трудно только поверить этому, глядя на их изысканные манеры, строгие туалеты, неброский макияж, ленивые жесты, потупленные глазки. О красоте я уже и не говорю: такие красавицы встречаются только среди чешек.
Если я признаюсь Вам, читательница, что, чувствуя себя одиноким и неприкаянным, я не устоял перед искушением, Вы подумаете обо мне бог весть что. Но не забудьте: все это только сон. Поигрывая ключом от своих гостиничных апартаментов, я встаю, подхожу к девицам Тузекс и осведомляюсь у самой очаровательной, как ее зовут.
— София,— отвечает она.
Я показываю ей номер на брелоке и удаляюсь, чувствуя, что мое сердце колотится сильнее обычного. Минут пятнадцать спустя я слышу, как в дверь кто-то скребется. Открываю. Это моя прелестница: зеленые глаза чуть потуплены, головка слегка склонена набок, словно под тяжестью длинных черных волос, собранных в шиньон, как у настоящей романтической героини. На ней нарядное белое платье с вышитой на груди большой золотой птицей. Никаких украшений, только поблескивает на шее цепочка с крохотным крестиком. Ни дать ни взять — юная скромница, собирающаяся на свой первый бал.