— Как по-вашему, командир, этот рейс можно считать удачным?
— Пока да,— говорит он серьезно.— Но окончательный ответ я дам вам только тогда, когда мы причалим к пирсу Иль-Лонга.
Суеверный, как большинство моряков, он протягивает руку, чтобы украдкой постучать по деревянной полке. Отвратив этим стуком удар судьбы, который мог бы обрушиться на нас в последнюю минуту,— как знать, не накликал ли я чего своим неосторожным вопросом? — он улыбается в бороду и во взгляде его загорается лукавый огонек.
— Какие еще вопросы у вас будут, господин эскулап?
— У меня полон рот вопросов, но если вы хотите, командир, я могу их проглотить.
— Так и подавиться недолго. Уж лучше спрашивайте.
— Что такое, вообще говоря, удачный рейс?
— Это такой рейс, во время которого ничего не случается и о котором я могу написать в заключение моего рапорта: «По моему мнению, поход прошел скрытно».
— И однако, за эти девять недель на борту произошло немало разных разностей.
— Верно. Но все неполадки были устранены.— Он улыбается.— Вы тоже справились со своими неполадками: подлечили Бруара, Роклора, ну и многих других...
— Спасибо на добром слове, командир.
Пауза. Он прихлебывает чай, смакуя каждый глоток.
— Как вам известно, мы должны извлекать уроки из всех инцидентов, случившихся за время рейса. Что вы, впрочем, и сделали.
Я смотрю на него с недоумением.
— Что я сделал? Да я вовсе ничего не делал!
— Вы недооцениваете себя, господин эскулап. У вас наверняка есть замечания или предложения. Я был бы удивлен, если бы столь инициативный и практичный человек, как вы, не представил мне докладной записки.
— Ах, командир,— смеюсь я,— вы принимаете меня за лазутчика во вражеском лагере. Поверьте, однако, что пожелания мои очень скромные.
— Но, надеюсь, дельные. Выкладывайте, я вас слушаю.
— Ну. хорошо. Во-первых, нужно заменить стальную стружку в матрасах другой набивкой. Во-вторых, пекарю необходим помощник: есть же помощник у кока. Мало того, что пекарь вкалывает по ночам, он все время трудится в одиночку. Если с ним что стрясется, подлодка окажется без хлеба. А в третьих... Нет, уж вы извините меня, командир, но третье свое пожелание я не решусь выразить в письменной форме: на меня ополчатся все подводники.
— Скажите хотя бы устно.
— Вам тоже будет не особенно приятно услышать мое мнение.
— Если вы, господин эскулап, будете упорствовать в молчании, я напишу в вашей характеристике, что вы не доверяете своему командиру.
— Ладно, командир, так и быть. Я вам доверяю. Речь идет о радиограммах от родных и близких.
— А!
— Конечно, я не могу не исходить из собственного горького опыта — за время плавания я получил только одну радиограмму. Но на мой взгляд, вреда от них столько же, сколько пользы. А то и больше.
— Удивительно, господин эскулап,— говорит капитан с серьезным видом.— Старпом разделяет ваше мнение. А я хоть и не разделяю его, но вполне понимаю ваши доводы...
Он обрывает фразу на полуслове, и после некоторой заминки я договариваю за него:
— Вам кажется, что теперь уже поздно обращаться с соответствующим прошением в высшие инстанции и переделывать то, что уже сделано.
— Да, примерно это я и хотел сказать,— соглашается он и неожиданно спрашивает: — А не могли бы вы выразить одним словом ваше личное впечатление от рейса?
— Потрясающе. Но если вы позволите мне добавить еще пару слов, я скажу: и страшно утомительно.
— Вид у вас совсем не утомленный.
— Это потому, что я перевозбужден. Не могу усидеть на месте, скачу, как блоха. Просто не верится, что всего через несколько часов мы окажемся на свежем воздухе. Забавное это выражение — «свежий воздух», вы не находите? А ведь может показаться таким банальным!
— И тем не менее! — восклицает кеп.
Снова воцаряется тишина. Однако она не кажется нам гнетущей. Между нами давно уже установилось взаимопонимание. Чувство, которое я испытываю к капитану,— это нечто большее чем просто симпатия. Как офицер он — настоящий специалист, преданный своему делу, сознающий высокое значение собственной миссии. Как человек он тоже привлекателен: утонченный, образованный, не чуждый юмора, скромный и смелый. Умеющий руководить людьми и любящий их. Одновременно дружелюбный и властный. Простой в обращении и тем не менее исполненный собственного достоинства.
Перед последней вахтой курсанты все-таки выцарапали у Миремона бутылку шампанского и пригласили меня распить по бокалу в кают-компании. Я не любитель шампанского, но разве откажешься принять участие в последнем совместном застолье?