Синдри был его единственной отрадой и надеждой после гибели леди Сиф. Даже помыслить о том, что он потерял ещё и его, было невыносимо — этого не могло произойти, и Тор сам не замечал, что бесконечно повторяет имя сына, лежа на разбитом полу, окрашивая струйками крови багрово-красный плащ. Капли крови медленно стекали вниз, сливаясь с тканью, и исчезали в складках бархата. Незримые кроваво-красные следы на кроваво-красной материи, сотканной асами для достойного преемника Одина.
Тучи пыли постепенно оседали, через дыру в потолке проникал солнечный свет, неестественно преломляясь в разбитых витражах. Массив камня был разрушен безвозвратно, словно это был не купол тронного зала, построенный на века, а яичная скорлупа. Реальность ускользала, расплывалась перед глазами, превращалась в болезненный морок. Где-то здесь маячила смерть, и Тор был готов молиться любым богам, чтобы смерть обошла этот зал стороной, но богом здесь был он сам. Беспомощный бог, которому недоставало другого бога. Молиться было некому.
— Господин, пройдите с нами, вас должны осмотреть придворные врачи.
Тора осторожно тронули за плечо. Один замер поодаль, глядя куда-то вверх, похожий на неподвижную торжественную статую. Вся торжественность разлетелась в клочья за несколько мгновений, и богатое облачение Всеотца среди руин некогда блистающего дворца смотрелось абсурдно и неуместно. Он не пострадал — стражники закрыли верховного властителя Асгарда, когда тот уже практически покинул зал. Много веков назад искусные архитекторы и строители возводили стены этого дворца, непоколебимого и вечного, на тысячелетия вперед. Их мастерство более ничего не стоило. Громовержца вырвали из полузабытья, он оттолкнул стражу и бросился к грудам камней.
— Синдри! Приступите к разбору завалов немедленно! — он в отчаянии попытался сдвинуть ближайшую плиту, но она была неподъемной — даже для него. Тор снова почувствовал себя беспомощным — его феноменальная сила терялась рядом с этим чудовищным могильным курганом. Каждая каменная плита, каждый свод, каждый кирпич в кладке этих стен, вечные и непоколебимые, неподвластные силам ни асов, ни людей… Бесстрастные даже перед лицом верховных богов. Тор не мог сделать ничего, это было невыносимо, и он лишь метался из стороны в сторону, не замечая ни ран, ни ушибов, ни боли в груди. Он мог управлять стихией, громом и молниями, но не мог спасти собственного сына во дворце родного отца. Беда настигла там, где ее ожидали в последнюю очередь.
Стража безуспешно оттаскивала его в сторону. Один медленно приблизился и положил руку сыну на плечо.
— Ты ничего не сможешь сделать сейчас и никак им не поможешь. Позволь врачам обработать рану. Покинь дворец.
— Отец, ты не видишь, что произошло?! — Тор отстранился, оттолкнув очередного стражника к стене — сильнее, чем стоило бы, но он не контролировал себя.
— Я прекрасно вижу и слышу все, что здесь происходит, сын мой, — Один сухо и спокойно посмотрел на него, и добавил: — Если ты помнишь, я отдал глаз за способность видеть больше, чем доступно глазу любого существа в этих мирах. Я наблюдал все то же самое, что и ты. Ты ничем не поможешь сыну, если будешь обессиленный и окровавленный безуспешно разбирать камни в этом зале.
— Я никуда не…
— Нет, ты пойдешь. — Один повысил голос и властно подтолкнул Тора в сторону выхода. — Ты пойдешь в лечебницу, а я соберу экстренный совет.
— Без меня?
— Да, без тебя. Ты переполнен эмоциями и не сможешь сохранять спокойствие. Это помешает Совету разобраться в ситуации и принять нужные решения.
Тор хотел что-то ответить, но слова застряли в горле. Он был переполнен яростью и отчаянием, отец был непоколебим — и чудовищно хладнокровен, и в негодовании не было никакого смысла… Даже здесь царила беспомощность. Слишком много беспомощности за один короткий день. Шагая по коридорам, он вновь подумал о том, каково было Локи рядом с отцом всю его сознательную жизнь. Тор редко задумывался об этом — его чувства к брату были смешанными и непростыми, и он сам не до конца их понимал, но здесь и сейчас он испытывал искреннее сочувствие, смешанное с неожиданной тревогой и страхом. Локи заслужил свое наказание после всего, что сотворил, но Тор не мог врать самому себе — он смертельно боялся не только за сына, но и за брата. «Невозможно оставаться на свету, когда ты в вечной немилости у верховного Отца», подумал Тор. Впервые ему в голову пришло, что Локи стал тем, кем он стал, только благодаря Одину. Отец собственными руками создал преступления, за которые сегодня выносил приговор, и невозможно помыслить о том, что произойдет, если предъявить ему эту вину… Все это было неважно. Все его мысли и чувства сейчас были только в одном месте — в дальней части тронного зала, погребенной под завалами.
***
Солнечное утро. Балкон. Золоченые рамы. Трехлетний Синдри случайно порвал бусы матери, самоцветы со стуком разлетелись на каменном полу.
«Какой же ты неаккуратный», — вздыхает Сиф. — «Давай соберем все заново».
Они сидят на полу и собирают бусины. Синдри весело смеется, ветер треплет золотистые кудри. Сиф нанизывает камни обратно на нитку, подобрав полу длинного белого платья с изысканной серебристой вышивкой. Солнечное утро.
Тора вырывают из пелены воспоминаний крики строителей и мастеров, вызванных для разбора завалов.
— Осторожней, не спеша, и-и-и-и взяли!
Десять сильных взрослых мужчин пытаются сдвинуть с места огромный камень. Он поддается на считанные сантиметры и замирает.
— Да бесполезно, ничего не выйдет! — бросает в сердцах один из них, вытирая лоб грязной тряпкой. — Плиты проломили пол, здесь завалы до самого подземелья. Там уже некого искать.
Нет, нет, нет, повторяет Тор про себя. Нет.
***
День первый
Его поглотила душная темнота, заполненная грязью, пылью и каменной крошкой. Она набивалась в рот и глаза, попадала внутрь вместе с остатками воздуха, сдавливала легкие. Если это была смерть, она совсем не была похожа на путешествие в Вальгаллу — скорее в какую-то кошмарное и бессмысленное воплощение Хеля. Только камни, темнота и невыносимая тяжесть, которая давит на грудь. Локи попытался пошевелиться, но не смог. В его сознании мелькнула мысль о том, что гибель в тронном зале Одина от несчастного случая наверняка открывает путь в Вальгаллу, наряду с гибелью на поле битвы, но… считается ли это, если Один только что изгнал его из Асгарда? На эти вопросы у Локи не было ответов. Гораздо больше его интересовало, жив он или мертв. Вальгалла, Хель, разрушенный дворец. Это не имело значения. Неожиданное вмешательство судьбы в процесс суда оказалось слишком чудовищным и нелепым — даже для него.
С огромным трудом Локи разлепил веки. Глаза саднили, забитые смесью земли и грязи. Он попытался разглядеть хоть что-то, но смотреть было некуда — плотная темнота вряд ли скрывала что-то кроме камней. Локи пошевелил пальцами и осторожно поднял руки. На запястьях болтались обрывки цепи — очевидно, ее разорвало при падении. Он мысленно порадовался, что разорвало цепь, а не его самого… Правая рука отозвалась пронизывающей болью. Ног он не чувствовал.