Сознание медленно возвращалось, очертания предметов становились чётче. В воздухе витал тонкий запах лекарственных трав, масел и каких-то снадобий. Локи пошевелил пальцами и попытался поднять руку, но все тело налилось свинцовой тяжестью, конечности не слушались. Сломанная рука отозвалась приглушенной ноющей болью под жёсткой повязкой, очень хотелось пить. Локи облизнул пересохшие губы. Мягкая постель, прохладные простыни, перевязанные раны. Он ничего не понимал. Ни цепей, ни стражи, ни тюремных стен — ничего не было. Его окружали дворцовые покои с высокими узорчатыми окнами, как когда-то давно, в прошлой жизни, которая осталась далеко позади. В комнате раздался какой-то шорох. Пара прислужниц, неслышно ступая, приблизились к постели и меняли воду в серебряной чаше. Одна из девушек повернула голову и внезапно улыбнулась.
— С возвращением, господин. Как вы себя чувствуете?
Господин?! Что?.. В замешательстве Локи не нашелся, что ответить, но в конце концов разлепил пересохшие губы и спросил:
— Сколько я здесь провалялся?
— Около трех ночей. Сейчас утро… Отдыхайте, господин, вам пока нельзя вставать. Мы сообщим Его величеству, что вы очнулись.
Ему очень хотелось поинтересоваться, что здесь происходит, но несмотря на слабость, Локи догадывался, что прислуга вряд ли сможет ответить на этот вопрос. Мысли с трудом ворочались в голове, как тяжелые каменные валуны, завалившие вход в подземелье. На догадки и сомнения не было сил, и он просто смотрел на потолок, расписанный тонким орнаментом. Узор расплывался и гипнотизировал, и Локи не заметил, как в комнату снова вошли. С трудом оторвав взгляд от потолка, он увидел брата.
Тор стоял рядом и казалось, был растерян. Наконец, он подошел ближе, и не глядя, произнес:
— Синдри спрашивает о тебе каждую минуту с того момента, как мы вышли наружу.
— Он в порядке? — Локи с трудом узнавал собственный голос — глуховатый и осипший.
— В полном. Я… должен поблагодарить тебя за это. Я обязан тебе. Никогда бы не подумал о том, что это скажу.
— Ты ничем мне не обязан, — ответил Локи, закрывая глаза. Чудес не бывает.
Тор сел на край кровати.
— Ты моему сыну жизнь спас. И мне, в каком-то смысле. Я не знаю, что сказать.
— А о чем здесь говорить, брат? То что сделано, то сделано, и иначе быть не могло. Теперь можешь вызывать стражу, я неплохо себя чувствую… Если ты не забыл, перед обвалом меня приговорили к изгнанию и тюрьме за великие злодейства. Ну так я могу напомнить — волю Одина следует исполнять, — Локи привычно хмыкнул. Тор поморщился.
— Хотя бы раз в жизни избавь меня от своего сарказма. Не буду я никого вызывать. Твои великие злодейства… Мы все не святые, — Тор потер виски и добавил: — Я действительно благодарен тебе.
— Приятно слышать.
— Не прикидывайся. Я знаю, что ты чувствуешь.
— Откуда? — Локи приподнял бровь. — Никого никогда не заботили мои чувства, и теперь ты внезапно обратил на них внимание? Нет, ты не знаешь, что я чувствую, брат.
Тор криво улыбнулся.
— Ты говорил мне на радужном мосту, что я тебе не брат. Это правда. Только не всегда родственники рождаются под одной крышей.
— Тор, я тебя умоляю. Не нужно семейной философии и покаяний. Ты просил избавить тебя от сарказма, а я прошу избавить меня от твоей морали. Если бы не все то, что произошло, вы бы по-прежнему ненавидели меня с той же праведной силой, что и раньше, — Локи попытался приподняться на локте, морщась от боли в сломанной руке. — А теперь ты вспоминаешь о том, что я твой брат? Это лицемерно, не находишь?
— Я осуждал тебя за то, что ты творил, негодовал, злился миллионы раз, разочаровывался, но я никогда не ненавидел тебя. Ни разу в жизни я не испытывал к тебе ненависти.
— Повторюсь — приятно слышать.
Тор не отреагировал и добавил:
— Когда я развязал войну с Йотунхеймом, и отец лишил меня молота и памяти, сослав на Землю, я получил то, чего заслуживал. Ты тоже получил то, чего заслуживал, за Нью-Йорк. Но мы оба не заслуживаем ненависти.
Локи был готов расхохотаться.
— Нечего сказать, хорошее сравнение. Ты вернулся в Асгард и занял свое место рядом с Одином. Преемник и наследник трона. Все давно забыли о Йотунхейме, Тор. Ты прощен и искуплен. Ты герой. Я — мировое зло. Нет, ты сравниваешь несравнимое. Будем честными. Впрочем, я ведь не умею быть честным, и это знают все.
— Ты был честен все эти дни, которые вы провели в подземелье.
— Да, был. Но не ради Одина, и не ради трона.
Тяжелый разговор прервался хлопком двери и топотом. В покои влетел Синдри.
— Локи! Локи, ты живой! Об этом уже весь дворец знает, слуги разболтали, и Один знает, и я услышал… — он взволнованно тараторил, потом резко остановился и умоляюще взглянул на отца.
— Его нельзя судить! Попроси Одина отменить приговор. Он ошибся. — Синдри замер, осознав, что только что упрекнул верховного Отца в его решениях, но смело продолжил: — Один ошибся. Локи не заслуживает тюрьмы.
Тор поднялся и молча проследовал к выходу. Синдри схватил Локи за руку и смотрел на отца широко открытыми глазами.
— Суда не будет, — произнес он отрывисто и покинул спальню.
***
Разруха в расчищенном тронном зале лишь отдаленно напоминала о прежнем блеске и роскоши. Нетронутым остался только трон Одина, где он восседал с королевским скипетром в руках. Несмотря на то, что зал до сих пор не восстановили, и каменщики сутками работали без устали, было решено провести церемонию именно здесь. Локи стоял в центре зала перед отцом в торжественном облачении, без охраны и цепей. Прошел месяц.
Он восстанавливался долго и мучительно. Спасенная нога не желала слушаться и ослабела настолько, что при попытках встать он терял равновесие и падал, в злости и отчаянии поднимался и падал снова, пока не терял силы окончательно. Синдри прибегал каждый день и проводил в покоях не один час, пока Тор не выгонял его, чтобы дать брату отдохнуть. В тронный зал Локи пришел сам, заметно прихрамывая. Несколько дней в подземелье оставили неизгладимый след, и лекари нехотя признали, что хромота может остаться с ним навсегда.
Один некоторое время сидел молча, тяжело опираясь на скипетр.
— Твои преступления не имеют оправдания, и я никогда не стану этого отрицать. И никто не станет. Но… Ты остаешься в Асгарде. Ты искуплен, Локи.
Локи молчал. Не подбирал подходящие слова, а просто молчал. Все это заслуживало молчания, которое прервал Синдри, на бегу обхватывая его руками. Локи скосил взгляд вниз и негромко, так, что никто не слышал, сказал:
— Ты достойный ас, Синдри Торсон.
— …Ты достойный ас, Локи Одинсон, — раздался голос Отца.
***
День первый
Свежий рассветный ветер шевелил длинные полупрозрачные занавеси на открытых окнах. Локи опирался на изящные перила просторного балкона и задумчиво смотрел вниз. Перед ним простирались владения отца — он по-прежнему не мог назвать их своими, но это было не слишком важно. Ветер обдувал лицо, касаясь шрамов, которые так и не смогли зажить до конца. На балкон бесшумно вышел Тор.
— Рано встаешь.
— Належался на всю оставшуюся жизнь, — Локи, не оборачиваясь, улыбнулся.
Тор подошел и встал рядом, глядя вдаль.
— Тишина.
Солнце вставало над Асгардом.