— Я вас услышал, Ярослав, — недовольство в голосе Суханова было почти неявным. — Мне нужно время, чтобы изучить ваши замечания и предложить варианты, которые устроят нас обоих.
— Думаю, на сегодня мы обсудили все, что могли. — Ярослав кивнул.
— Тогда предварительно наметим встречу через два дня, подойдет?
— Да, обсудим время позднее.
Поднявшись из-за стола, они пожали друг другу руки.
Суханов ушел. Ярослав сел, задумавшись. Прогонял в голове только что закончившуюся беседу, намечал список вопросов. Кое-что через пару минут записал в стоявший перед ним ноутбук.
Работа его затянула. Он и сам не заметил, как стал отвечать на почту, потом залез в мессенджер и начал по привычке помогать управляющим в кофейнях с неожиданной запарой. Бухгалтерии его внимание тоже требовалось, несмотря на вечернее время. Очнулся Ярослав только услышав, что жизнь в ресторане пришла в движение.
Со сцены полилась живая музыка, освещение изменилось, стало приглушенным и интимным. Ярослав захлопнул ноутбук и с интересом осмотрелся.
Полупустой днем зал теперь заполнили люди и свободных столиков вокруг видно не было. Официанты сновали туда — сюда, разнося заказы и меню. В вечернем свете сверкали бокалы и нарядные коктейльные платья. Вдруг раздались аплодисменты, и Ярослав повернулся к сцене. Очевидно, намечалось какое-то выступление.
На довольно просторный круглый подиум в центре зала взошла женщина и остановилась у стойки микрофона. Позади нее были музыканты: пара гитаристов, барабанщик, клавишник, но вряд ли они могли привлечь внимание так, как привлекала его их вокалистка.
От дочери, грезившей о карьере певицы чуть ли не с двух лет, Ярослав знал о сценическом мастерстве достаточно. О том, как важно владеть залом. О том, что все решает уверенность артиста, его умение всем своим существом: телом, разумом, психикой — вибрировать энергетикой и посылать ее зрителю, заставляя его впитывать, слушать, смотреть.
У певицы, повернувшейся к музыкантам и легко качнувшей головой, со сценическим мастерством проблем определенно не имелось. Ярослав следил за каждым ее жестом, идеально попадающим в начавшуюся мелодию довольно знакомой песни. За каждым взглядом ярко-накрашенных темными тенями глаз и алых губ — макияж, который шел только тем, кто мог смотреть на всех остальных сверху — вниз и на дистанции. Обычные женщины имели с ним нелепый вид, артистки — роскошный.
Музыка нарастала, приобретая все больше красок и громкости звука. Вокалистка подошла к микрофону вплотную, почти касаясь его губами, и запела. Бархатным, сочным и плотным голосом. Обволакивающе-объемным, завораживающим и проникновенным.
Ярослав замер.
Он и забыл, когда последний раз восхищался женщиной. Не планируя знакомства. Не желая его, а даже запрещая, чтобы не разрушить этот флер совершенства. Изучая издалека. Созерцая. Как созерцают шедевр искусства.
В немом восторге.
В молодости Ярослав еще не знал, как это — восхищаться. Понял и научился позднее, но в то время для него существовала одна Карина — его жена, мать его дочери, его самый близкий и родной человек.
Он не просто ей восхищался, он ее любил. Со всеми ее прекрасными несовершенствами.
Других женщин Ярослав не то что бы не замечал — не разрешал себе замечать. Была Карина, и вертеть головой по сторонам в поиске лучших вариантов казалось ему делом недостойным.
После же… Просто не мог. Был полностью равнодушен к самым красивым представительницам противоположного пола. Не обращал внимания, не хотел: ни улыбок, ни флирта, ни симпатии, ни секса.
Этим вечером Ярослав впервые засмотрелся. Он не мог оторвать от певицы на сцене взгляда. Чувствовал, как по телу обертонами разливается бархат ее голоса, вызывая реакцию, схожую с физическим и одновременно ментальным удовольствием, и, если визуальная картинка не была столь привлекательна, он закрыл бы глаза, позволяя себе утонуть в музыке, но женщина в центре зала, словно властная королевна, определенно не собиралась выпускать зрителей из своих сетей.
Каждый взгляд, каждый жест, вздох и шепот действовали магнетически. Глаза неизвестного цвета взирали на посетителей по-особенному: с эмоцией, интимной откровенностью, но без уязвимости — очередное преимущество артиста. Только им дозволялось изливать душу всем и в то же время никому. Белоснежные длинные кудри обрамляли красивое лицо, на котором отражалось многое, проникновенно-загадочное, и не поддающееся расшифровке.