Абсент, как известно, напиток интересный. Он оказывает некоторый психоделический эффект. Иначе с чего бы Максима по дороге домой потянуло на самоанализ, этого за ним обычно не наблюдалось.
Почему недавний собеседник-собутыльник вызывал в нём какое-то подсознательное отвращение? Вроде ведь неплохой мужик. А потом вдруг Максим понял — он встретил свою "обезьяну".
Эту теорию продвигал им препод, читавший русскую литературу. Суть её вот в чём. Почему людям обезьяны, в отличие от котов, лошадей и собак, кажутся уродливыми? Потому что они слишком на людей похожи! Только вот несколько отличаются. Так вот, человек нередко испытывает неприязнь к тому, в ком видит свои же жизненные установки, только доведенные до логического конца. Препод это прогонял на лекции о "Преступлении и наказании". Там в первой части Раскольников встречается с мелкой гнидой Лужиным и подонком покрупнее, Свидригайловым. Данные товарищи Роде омерзительны — а ведь их взгляды на жизнь ничем не отличаются от его...
Вот и Макс въехал — он встретил, так сказать, родственную душу. И ведь Олег явно это просёк... Не сразу ведь потащил бухать, а приглядывался. В самом деле — а что делал бы Максим в своём мире, получи он наследство? Наверное, то же самое. Как, впрочем, и большинство его тамошних знакомых. А вот мир, стоявший за информашками РОСТА, был совсем другой...
Между тем медленно развивался роман Максима с Ириной. Нравилась ему эта девушка. Сперва он решил, что просто гормоны играют. Тем более, что организм-то ему попался в самом таком возрасте. Как оказалось — нет. В "коммуне" нравы были самые что ни на есть революционные. Единственное, на что тут был запрет — это таскать проституток. Работниц панели левые не уважали. Впрочем, Максим с ними тоже никогда дел не имел. Платить девице за секс ему казалось абсурдом.
Впрочем, а зачем были нужны проститутки? И так было всё хорошо. На третий день обитания Максима в "коммуне" один из ребят притащил подружку. Да только он был настолько на рогах, что, видимо, ничего не сумел. Так вот, девица просто залезла к Максиму в кровать. Никто потом не обижался.
Но в Ириной он продолжал встречаться, правда, редко. Дел было много. И работа, и тренировки. К, тому же, в коммунистическом клубе, где он пытался восстановить форму, обнаружилось и нечто вроде фотокружка. Так Максим стал осваивать местную фототехнику.
О том, чем он занимается, Максим при встрече темнил. Но, как-то, когда они прогуливались по бульварам, решил сыграть в открытую.
— Ты знаешь, а я устроился на работу переводчиком в API.
Реакция девушки его удивила.
— Правда? Как интересно. И что там?
— Если честно, то наши титаны мыслей по сравнению с советскими авторами — как кот по сравнению с тигром. Кстати, а хочешь завтра сходим в одно место. Меня пригласили, я сам там не был...
— А пойдем!
Речь шла о том, что новые знакомые по спортивному клубу пригласили его в один подвальчик, где собирались левые.
...Заведение напомнило Максу питерские клубы, в которых играли рок и джаз. Это был полуподвал на входе в который околачивались двое очень внушительных парней к кожанках. Внутри, в довольно просторном сводчатом, тускло освещенном зале, были расставлены столики, в глубине имелась сцена на которой виднелась простенькая ударная установка. За ней виднелось изображение серпа и молота. Под потолком пластовался табачный дым, вокруг столиков кучковался народ. Знакомое дело. Разве что, пили тут не пиво, а вино. Максима позабавило, что тут очень гордились тем, что не имелось гарсонов. В данном времени самому тащить от стойки выпивку казалось революционным актом. Ну а так... Народ выпивал, общался, знакомился с девушками...
Максим, махнув рукой паре знакомым, пристроился к столику, где сидела компания, очень эмоционально обсуждавшая: является ли сюрреализм подлинно революционным движением. Горячность была понятна — бутылок на столе стояло множество. Кто-то подвинул Ирине и Максиму стаканы и налили вина.
Некоторое время спустя на сцену без всякого объявления вышли музыканты. Состав был следующим: вокалистка, коротко стриженная девица в косухе, аккордеон, контрабас и ударник. Понятное дело, не имелось микрофонов. Впрочем, когда группа начала петь, выяснилось — в подвале очень хорошая акустика.
Песни не были в строгом смысле революционными. По крайней мере, не такие как Максим представлял данные песни. Ну, типа — вперед рядами под красными знаменами. Больше по духу они походили на позднего Цоя. "Кто живет по законам другим. И кому умирать молодым." Однако... Ритм-секция была явно "роковой. И на этом фоне звучал аккордеон и красивый голос вокалистки. Максим в том мире слушал, в основном, симфоник-металл, он группу оценил.