В общем, чтиво было сильное. Гуль очень ярко описал, как ясноглазые мальчики-идеалисты превращаются в отморозков, у которых осталась лишь ненависть. В своем времени Максим никак не мог понять — как участники Белого движения, истошно кричавшие, что они воюют за Россию, пошли на ту самую Россию в обозе нацистов. Теперь понял. Ими двигала ненависть к народу, который их не принял. Как говорил один из персонажей книги: "Мало мы это быдло пороли."
Но в книге было много и другого интересного. К этому времени Максим уже имел представление о ходе здешней Гражданской войны. Но вот о Добровольческой армии было известно очень мало. Как писал поэт, "немногие вернулись с поля". Пленных на Кубани никто не брал. Да и те, кто выжил, предпочитали помалкивать. В той истории добровольцы могли гордиться. Они героически сражались за то, во что верили. Проиграли? Ну, так уж вышло. А тут гордиться-то было особо нечем. Потому-то никто и не знал о судьбе Корнилова. А вот Гуль приводил версию его гибели. Согласно произведению, части под командованием Лавра Георгиевича безнадежно штурмовали станицу Торговую, занятую сепаратистами. Дело было безнадежным — у казаков имелось численное превосходство, да и укрепились они мощно. А у добровольцев заканчивались боеприпасы. Но Корнилов упорно гнал своих на новые штурмы. И тут с тылу подкатили два бронепоезда РККА, поддержанные местными красными. Корнилов пустил себе пулю в лоб, а остатки его частей ушли в степь.
Явившийся к нему человек выглядел вполне заурядно. И не поверишь ведь, что он ходил в отчаянные атаки на казачьи и большевистские пулеметы. Интересно было и то, что начало романа пересекалось с книгой Конькова "Комиссарами не рождаются". Те же события, только с другой стороны. Возможно, бронепоезд товарища Сергея лупил из своих пушек до роте Гуля...
— Мне очень понравилась ваша книга, — вполне искренне сказал Максим. — Надеюсь, что советские читатели её оценят. Хотя, вероятно, шум будет большой. Многие не поймут "пропаганды белогвардейщины". Дураков в СССР, как и всюду, хватает.
— С шумом-то и в Париже дело обстоит хорошо. Мне уже прислали пятнадцать писем с угрозами. В эмигрантских ресторанах теперь мне лучше не появляться.
— Да уж, читал статью Бурцева. Такое впечатление, что с газетной страницы летит слюна.
— Ну, это его стиль.
— И этот человек был апологетом терроризма[44]. Хотя сам лично, вроде бы, не стрелял.
— Я думаю, он и по морде в жизни никому не дал. К тому же, он всегда на самом-то деле был либералом.
— То есть?
— А это было не такой уж редкостью среди эсеров. Они полагали — террористы запугают царизм, тот вынужден будут ввести конституцию. В народное восстание он никогда не верил.
— А вы с Москвы? — Помолчав, спросил Гуль.
— Сейчас да, там учился на курсах повышения квалификации. А вообще-то я из эмигрантской семьи.
Писатель поглядел на собеседника с огромным интересом. Сочувствующих Советской России эмигрантов хватало, но пока что среди них было немного убежденных коммунистов. У Максима же на груди краснел французский комсомольский значок, а в углу кабинета висела косуха. Коммунистичнее уже некуда.
— И как вам Москва?
— Проблем много. Но представление, что на месте России остались одни руины, ошибочно.
— Я имею в виду нэп. Многие полагают, что это возврат к нормальной жизни.
— Если вы считаете капитализм нормальной жизнью... Но в любом случае, в СССР — это пена. Спекулянтщина. Как во время Великой войны.
— Да уж, на героев тыла я насмотрелся.
Мысли Гуля крутились возле какой-то темы... Наконец, он решился.
— Скажите, а я могу посетить СССР?
— Почему бы и нет?
— Но я ведь против вас воевал...
— Моё личное мнение — на Кубань вам лучше не соваться. Там вас точно не поймут. А так... Генерал Пепеляев сдался товарищу Конькову. И что? Преподает сейчас на курсах "Выстрел". Да и ваш бывший соратник полковник Слащов сейчас командующий Дальневосточным военным округом.
Вообще-то Максим догадывался, что Гуль в СССР нафиг не нужен, там своих писателей хватало с избытком. Он был куда нужнее здесь. Но 5если человек хочет съездить...
— Если вы опасаетесь, что вами займется ЧК, то зря. Товарищ Коньков очень высоко оценивал ваше произведение. А он в Москве не последний человек.
— Да уж. Слыхал я о его бронепоезде "Балтиец". Его у нас откровенно боялись. Хотя поверьте, трусов среди нас не было.
— Так вот, насколько я знаю, РОСТА планирует выпустить ваши книги под одной обложкой.
— Тоже интересно...
Максим перешел к следующему вопросу.
44
Бурцев был единственным из русских революционеров, кто отсидел в английской тюрьме за регулярные призывы к убийству Николая II. Даже для англов это оказалось слишком.