Выбрать главу

Не совсем правильно, конечно, сравнивать Ситанкай с Венецией, так как общим между ними являются только сваи. Большинство домов принадлежит бедным рыбакам. Лишь вдоль самого берега острова можно видеть постройки покрупнее с довольно широкими деревянными пристанями вдоль фасадов. Это деловой квартал, где расположены лавки, принадлежащие китайским торговцам. В обоих концах главной улицы находятся дома побогаче. Их владельцы — состоятельные моро, нажившиеся на контрабанде. Здесь же находится мечеть для богачей. В городе нет ни отеля, ни ресторана, но это не так существенно: гостеприимство в Ситанкае не имеет границ.

Самой интересной достопримечательностью Ситанкая является кладбище — маленький остров с рощей из кокосовых пальм, в прохладной тени которых покоятся первые баджао. Могилы их легко узнать по замечательным надгробиям, которые представляют собой вырезанные из дерева и ярко раскрашенные фигуры, составляющие нечто среднее между птицей, рыбой и лодкой, с башней или рез-ной пластиной наверху.

Могилы баджао, несомненно, самые старые. Они встречаются повсюду на необитаемых островах. Очевидно, не так давно остров Ситанкай тоже был пустынным. Но потом появились китайцы, они скупали у баджао рыбу, сушили ее и отправляли на север. Торговля рыбой — единственный легальный источник дохода жителей Ситанкая. Рыбу вялят на больших досках, складывают в старые бочки и отправляют на север на пассажирских судах. Многие баджао, естественно, сочли выгодным для себя обосноваться здесь, в домиках на сваях, возле лавок скупщиков. Так возник город Ситанкай. Само название указывает на происхождение города. Си — малайский артикль, употребляемый перед фамилией. Например, меня называли бы не Эллингер, а Си-Эллингер. Ситанкай, следовательно, состоит из трех слов: си-тан-каи. Вероятно, господин Тан-Каи был здесь первым крупным китайским торговцем. Подобных названий на Сулу много: Си-Буто, Си-Аси, Си-Сангат и др.

Могилы китайцев напоминают саркофаги мумий. Сделаны они из цемента и в беспорядке раскиданы прямо на поверхности земли. Со временем в эти края попали и контрабандисты-мусульмане. Их сравнительно богатые могилы окружены низкой цементной оградой и покрыты белой материей. Можно легко изучить историю возникновения кладбища, хотя на могилах нет никаких надписей.

Я неравнодушен к танцам. В Ситанкае мне удалось организовать вечер балета. Я попросил сообщить всему городу, что состоится конкурс на лучшее исполнение танца молодыми девушками баджао. Первая премия равнялась 10 кронам, вторая — 5 и третья — 1. Собралось более двадцати участниц, одна милее другой, нарядно одетых, с длинными, загнутыми металлическими ногтями, укрепленными на кончиках пальцев. К счастью, не вызвало сомнений, кто должен был получить первую премию, и публика бурно одобрила мой выбор. Третью премию я вручил девочке десяти лет, что также не противоречило желанию зрителей.

В Ситанкае танцуют приблизительно так же, как на Бали, где малайское население сохранило древнюю индийскую культуру. Я склонен думать, что индийское влияние на культуру Филиппин явно недооценивается. Если бы мне удалось пробыть еще лет тридцать на Филиппинах! Там так много интересного, в чем хотелось бы разобраться.

ДАТУ ТУМАНГГОНГ

Никогда ни в одной стране мне не нравилось судопроизводство. Пожалуй, в этом вопросе, более, чем в каком-либо другом, на Западе было чрезвычайно трудно избавиться от средневекового варварства и духовной ограниченности.

Когда жалкая философия права, господствующего на Западе, переносится в далекую страну, это дает плачевные результаты. Так происходит и на Филиппинах, где испано-американская правовая система вступает в конфликт с коренными этическими понятиями этой страны, являющимися значительно выше западных и нашедших свое выражение, с одной стороны, в неписаных законах языческих племен, с другой — в религиозном законе мусульман — священном Коране.

Их философская основа весьма прочна и имеет много общего. Никому из филиппинцев неведомо такое странное понятие, как преступление против государства или общества. Если кто-либо убивает человека, он совершает дурное по отношению к жене этого человека, к его детям, родственникам и друзьям, но не в отношении общества или государства. То же самое происходит и тогда, когда кто-нибудь соблазняет чью-то дочь, сжигает чей-то дом или крадет чьих-то быков.

Поэтому те, против кого совершено преступление, имеют полное право наказать виновного, например убить его. И каким бы сильным виновный ни был, ему не избежать этой участи, разве только, если он уедет из страны, что само по себе уже наказание.

Какова же задача права и судьи в подобном обществе? В том, чтобы сохранять мир. Преступление нарушает мир, и восстановить его — доброе дело, достойное судьи. Но он не должен наказывать, и без того уже произошло слишком много плохого.

Я считал, что именно в этом состоял мой долг судьи и в племени пуитан, и особенно среди мусульман Сулу. Поясню свою мысль тремя примерами.

В горах Тумангтангис убили человека, и ни для кого не было секретом имя убийцы. Что я должен был делать как дату Туманггонга? (Как я стал принцем сулу-самаль, вы узнаете несколько ниже.) Передо мной стояли две задачи: первая — помирить убийцу и семью убитого и вторая — уберечь убийцу и его семью от тех несчастий, которые их ожидали, если убийца попал бы в руки западного правосудия. Мне удалось добиться и того, и другого.

Прежде всего убийца уплатил значительную сумму по страдавшей семье, которая была вполне удовлетворена этим. Далее, все свидетели обязались не давать показаний против убийцы. А без свидетелей даже судья не может вынести обвинительный приговор. Таким образом убийца был избавлен от бессмысленного заключения в тюрьму, что разбило бы его жизнь, а его жена и дети не лишились кормильца, мужа и отца. Я бы очень хотел, чтобы наши адвокаты и судьи смогли понять, что они иногда причиняют больше несчастий, чем все преступники, вместе взятые.

Другой пример. Один влюбленный молодой человек соблазнил свою избранницу и укрылся вместе с ней в моем доме. Она настолько его любила, что готова была следовать за ним куда угодно, хоть на край света. Что я должен был делать? Передо мной снова возникли две задачи: первая — помирить семьи жениха и невесты. Родители невесты имели полное право убить жениха и забрать дочь домой, как только тот и другая оказались бы за пределами моего дома. У меня в доме к ним никто не посмел бы применить насилие, так как они находились под моей защитой. Не менее важно было помешать и правосудию разрушить будущее молодого человека и его счастливый, по всей вероятности, брак с девушкой, которая во всяком случае не имела оснований жаловаться, что ее муж трус. И опять мне удалось все это осуществить. Родители девушки увеличили выкуп за невесту, после чего молодые поженились с их благословения. Одновременно родители невесты забрали свою жалобу на жениха, после чего судья прекратил дело против молодого человека.

Разводы, к сожалению, все-таки часты среди мусульман, хотя и не в такой степени, как на Западе. Мне приходилось заниматься и бракоразводными делами, но я так и не развел ни одной пары. Я никогда не пытался разобраться в том, кто «виноват», а всегда стремился помирить людей, готовых разрушить свое семейное счастье. В некоторых случаях требовалось огромное терпение и много времени, но ни то, ни другое не пропадало даром. Главное в таких случаях — не судить и даже не осуждать, а разъяснять, прощать и апеллировать к стремлению религиозных людей походить на Аллаха, а Аллах ведь сострадателен и милостив… Очень мало мужей и жен, которые не нуждаются в прощении. Легче всего разбередить рану. А юристы умеют это делать отлично. Я же ставил своей целью залечить рану.

По мусульманскому обычаю мужчина легко может развестись с женой. При этом он теряет лишь свои деньги, затраченные на ее приобретение. При известных обстоятельствах женщина тоже может получить развод, например, если муж не в состоянии содержать ее, заболел заразной болезнью, не дает о себе знать долгое время или приезжает откуда-нибудь без подарка для нее. Не правда ли, последнее — замечательная причина для развода? Многим мужьям-немусульманам следовало бы помнить об этом.