— Но оказавшись в Бараке…
— Что изменится в Бараке?
— Попав не в те руки, ты можешь стать опасной. У нас есть враги, и я усердно тружусь, чтобы защитить своих людей. Женщин, стариков, детей.
— Но ты знаешь, что я никогда не причиню им вреда.
— Конечно. Но под принуждением можешь рассказать то, что сильно нам повредит.
Телли встала, подошла к окну, за которым ночь темным покрывалом опустилась на каменный город Тэа. Совсем недавно солнце окрашивало камни в розовые и красные тона, но сейчас кругом были лишь мрачные тени.
— Я не могу жить здесь вечно, — прошептала она. — Это будет для меня смертью. Тюрьмой.
Она не слышала, как он поднялся с кровати, но внезапно его руки опустились ей на плечи. Твердые, но не тяжелые.
— Тогда ты не понимаешь сути смерти, — тихо сказал Тэа. — Бер-Джуман — не смерть. Даже тюрьма — не смерть. Ничто нельзя с ней сравнивать.
— Моя жизнь — путешествия. Я живу в гостиницах. Никогда не задерживаюсь в одном городе дольше, чем на неделю. Не могу я иначе.
— Возможно, пришла пора осесть.
— Нет! — Телли обернулась. — Я не готова. Не готова бросить работу.
— Но ты уже не ребенок. Ты женщина. Тебе надо завести детей, прежде чем будет слишком поздно.
Телли поторопилась ответить:
— Я только начала свою карьеру. Все еще так ново. Я отказываюсь окончить свою жизнь тут!
— Выйти за меня замуж, завести детей — вовсе не окончание жизни. Это начало. Начало в Бер-Джумане.
Ничего себе начало!
— Мы едва знаем друг друга, — воскликнула Телли.
— Это неважно.
— Неважно? Мы говорим о браке.
— Женам не обязательно знать своих мужей. Им надо лишь подчиняться.
Как нелепо. У них с шейхом Тэа было множество нелепых разговоров, но этот превзошел все предыдущие.
Выйти за него замуж? Не только родить ему детей, но и подчиняться? Телли была уже на грани истерики.
— Ты хоть понимаешь, с кем говоришь? Я — не домашняя женщина. Не та, что рожает детей. Не та, что подчиняется.
Его брови взлетели вверх.
— Да, подчиняться у тебя не очень получается.
— Совсем не получается. Так избавь нас обоих от бесконечного раздражения и огорчений. Отвези меня в ближайший крупный город и посади на самолет домой. Я не стану даже покупать открытки. И не оглянусь.
— Бер-Джуман — прекрасное место.
— Для берберов или бедуинов — кто ты там есть.
Его губы сжались.
— Мне многому надо будет тебя научить.
— Не хочу учиться. Довольно твоих уроков, уроков родителей, всех, кто лучше меня знает, что мне надо. Никто не решит моей судьбы лучше, чем я.
Тэа глубоко вздохнул. Наступило долгое тяжелое молчание. Телли сжала кулаки, мысленно вознося молитву, чтобы он одумался и принял верное решение.
— Да, — сказал он наконец, — это будет очень нелегкий брак. И боюсь, очень долгая жизнь.
Он присоединился к ней за завтраком на каменной террасе, прилегающей к ее комнате.
— Как спалось?
Телли окинула его злобным взглядом.
— Не особо хорошо, спасибо за заботу.
— Возможно, ты захочешь днем отдохнуть.
— Ты…
— Мой хрупкий маленький цветок. — Его темные глаза весело сверкнули.
Изумительно, что он получает удовольствие от ее горечи.
— Чем ты так доволен?
Он очистил мандарин, бросил оранжевую дольку в рот, предложил ей другую. Телли молча отказалась. Тэа съел и ее тоже, вытер руки и спросил:
— Есть ли у тебя пожелания относительно свадебного наряда?
Он вполне серьезно. Вовсю строит планы.
— Ты не можешь заставить меня выйти за тебя.
— Могу. Я шейх. Ты — часть моего гарема.
— Вот и нет.
— Гарем, Женщина Телли, это часть чьего-то хозяйства.
— Нечто типа столовых приборов и кухонных полотенец?
— Более-менее. — Его губы подрагивали, глаза сверкали. — И знаешь ли, брак со мной в твоих интересах.
— Нет, Тэа, вовсе нет. Это в твоих интересах.
И тогда он сделал то же, что обычно. С бесконечным, выводящим из себя самодовольством пожал плечами.
— Так и есть.
Тэа взглянул на служанку, принесшую ему кофе. Поблагодарил ее, и девушка вспыхнула, порозовела от удовольствия. Телли мысленно застонала. Все любят Тэа, кроме нее.
— Ты так и не высказала своих пожеланий относительно платья. Несомненно, тебе захочется выбрать его самой.
— Я не заметила, что ваши прелестные халаты поставляются в богатой цветовой гамме и разнообразны по фасону, — насмешливо ответила Телли. — Виденные мной делятся на черные и белые.
— Имеется также очень миленький голубой тон.