— Да.
— Молочные ванны?
— Точно.
— Чудесно.
— Почему?
Он пожал плечами, затем подойдя к Телли, взял ее руки в свои, сначала одну, потом другую. Она едва не подскочила от его прикосновения. Тэа повернул кисти, взглянул на ладони, одна бровь приподнялась.
— Что? — потребовала объяснений Телли, мгновенно насторожившись. Хотя что спрашивать. Словно его мнение имеет теперь какое-то значение для нее. Да никакого.
— Ничего, — ответил он, но тон намекал о существовании каких-то обстоятельств, чего-то, о чем она не подозревает — и что бы это ни было, ей стало неприятно.
— По-моему, женщины постарались, — сказала Телли резко.
— Да, действительно.
— Это тоже форма искусства.
— Конечно.
— Тогда почему ты ухмыляешься?
— Я не ухмыляюсь.
— Мне лучше знать.
Он покачал головой. Телли потянула свои руки, но он их не выпустил.
— Говори. Живо! — потребовала она.
Его широкие плечи напряглись, на щеке задрожал крохотный мускул, словно удерживая рвущуюся наружу улыбку.
— Дело в том, что рисунки на твоих руках кое о чем говорят.
Сердце Телли упало. Она знала, знала, что он скажет потом, и подозревала — ей это совершенно не понравится.
Он сжал ее руки, приподнял их.
— Ты, дорогая, принадлежишь мне. Смотри, тут так сказано.
Она сжала кулаки.
— Нет. — Но знала, что он прав. Вот почему женщины хихикали, трудясь над ее руками, вот почему Тэа гадко ухмыляется. Телли злобно запыхтела. — Покажи, где это написано.
Кончиком пальца он провел по извилистой линии.
— Тут — арабский символ любви.
Телли вскинулась.
— Любви?
Тэа пожал плечами, не выпуская се рук.
— Я просто читаю.
Телли дернулась, не давая ему продолжить.
— Я позабочусь, чтобы это немедленно стерли.
— Потребуется недели две… даже если усердно тереть.
— Недели, — оцепенело повторила она.
— А обычно дольше.
— Дольше…
— Рисунки должны сохраняться весь наш медовый месяц.
— Не будет никакого медового месяца!
— До тех пор, пока мы не женаты, нет. Но после… Это обычай.
— Плевать мне на ваши дурацкие обычаи! У нас не может быть никакого медового месяца, потому что мы не женимся.
— Ошибаешься. Бумаги уже подготовлены.
— Так отошли их назад.
— Невозможно. Дело закончено. Уступи, тут ты проиграла.
Глава одиннадцатая
— Ты шутишь, — прошептала Телли.
Темные глаза Тэа сузились.
— Боюсь, нет. Как ты думаешь, куда я ездил? — спросил он, отпуская ее.
Телли, не теряя времени, отодвинула свое кресло подальше.
— Понятия не имею, но полагаю, меня это никак не касается. Так что я и знать не желаю.
— Вообще-то очень даже касается. Я ездил, чтобы привезти из города муллу. Того, что нас поженит.
— И что я получу за что? — съязвила Телли.
— Мое имя. Мой дом.
— Мне они не нужны.
— Мою защиту.
— Ее я тоже не хочу.
— Но она вполне может тебе потребоваться. — Тэа некоторое время задумчиво созерцал ее мятежную физиономию. — Четыре ночи назад ты вроде бы не возражала выйти за меня замуж. Что же изменилось?
Кровь бросилась ей в лицо при воспоминании о страстной ночи любви.
— Это была ошибка. Заблуждение.
— Заблуждение, — медленно повторил он.
— Да. И мы не можем пожениться. Не стану я выходить замуж в подобных обстоятельствах, когда мы настолько отличаемся друг от друга.
— В чем же?
— Во всем.
— Назови, в чем именно.
— Религия.
— Еще.
— Политика.
— И еще.
— Отношения к вопросам пола, культурные различия.
Тэа откинулся в кресле, глаза прищурены, подбородок отяжелел.
— Вот как? — Солнечные лучи высветили жесткую щетину на подбородке, губы, и Телли пришлось бороться с желанием поцеловать Тэа. Это ее мужчина. Она сложила руки на коленях, боясь пошевелиться.
Ей хотелось сказать ему нужные слова. Попросить его любви. Любви…
Телли вскочила из-за стола, прошлась по маленькой террасе, уставленной горшками с жасмином. Воздух пах, как духи, солнечные лучи бросали золотые и серебряные пятна на белые каменные плиты.
Голос Тэа остановил ее:
— Тут не город. Тут пустыня, другой мир со своими законами и обычаями. Твоя защита возложена на меня, и я буду защищать тебя, хочешь ты того или нет.
Телли яростно обернулась.
— Ты не можешь заставить меня.
— Могу. Произнесу слова клятвы за тебя, дам обещания. Тебе даже необязательно идти на церемонию — хотя увидеть тебя там завтра было бы очень приятно — ты все равно станешь моей женой.