— Твоей собственностью, если вернее.
— Давай лучше остановимся на слове «жена».
Телли отчаянно взмахнула руками. Наверняка Тэа нарочно ее провоцирует, мучает. Понятно, что он не слишком рад более чем прохладному приему, но она не собирается ползать перед ним.
— Меня ужасает, что ты в силах принудить меня выйти за тебя замуж. Способен быть настолько бессердечным.
— Не слишком-то ты ужасаешься. Прекрасно знаешь — я всегда делаю то, что говорю. Если я сказал, что заявляю свои права на тебя, то так будет и двадцать четыре часа спустя, и семьдесят два, и после, ничего не изменится. Ты моя, и завтра мы это узаконим.
Он может. И ведь знает, как успокоить ее, смягчить. Но предпочитает быть животным. Бесчувственным и самовлюбленным.
— Не выйду я за тебя по принуждению. Только по любви.
— Но ты меня не любишь.
Не глаза блеснули. А он любит ее? Или тешит таким образом уязвленную гордость? Чтобы доказать свою силу? Победу над ней.
— Нет, не люблю, — выдавила Телли, одолев комок в горле.
Потемнев лицом, Тэа поднялся с кресла.
— Твоя правая рука говорит обратное.
— Моя правая рука попалась в лапы сборищу хихикающих старух. Ей ничего не известно о подобных чувствах.
— Думаю, известно.
— А я знаю, что нет.
Он пожал плечами, внезапно остыв.
— Тогда можешь сообщить своей правой руке, что ей лучше бы примириться со мной, если не полюбить, потому что мы обречены быть вместе всегда.
— Всегда.
— Целую вечность.
— Я уловила твою мысль, — огрызнулась Телли. Нужные слова для спора не находились. Но нельзя же отступить. Пойти па поводу у Тэа. Раз уж он сказал, что женится на ней завтра, то женится. Ищи зацепку, приказала она себе, скажи что-нибудь умное.
— Почему я? — вскричала Телли, выдвигая самый очевидный аргумент. — Ты мне не нравишься, я тебе не нравлюсь, мы представители абсолютно разных культур. У нас никогда не будет общих интересов. Почему тебе не жениться на женщине, которая хочет быть с тобой, вместо той, которая так и норовит убежать?
— Ты здесь.
— Как и сотня других женщин!
— Ты нуждаешься во мне.
— Да нет же.
— Нуждаешься, но раз этот довод ты не принимаешь, вот тебе другой. — Тэа подошел к ней, сокращая расстояние быстрыми кошачьими движениями, которые и делали его королем пустыни. Остановился, лишь приблизившись вплотную.
Телли пришлось задрать голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Дыхание остановилось, когда их взгляды встретились. Когда он смотрел на нее так, все внутри плавилось. Горячо, жутко горячо. Уголок его рта дернулся. Он знал о своем влиянии на нее и наслаждался им.
— Я хочу сделать тебя женой, потому что мне правится твоя внешность. — Тэа слегка улыбнулся, зная, как будет она оскорблена его словами. — И еще мне нравится, как ты целуешься, — протянул он. — А также твой аромат.
Телли попыталась отвернуться, но он смотрел пристально, пылающие глаза словно притягивали ее.
— Немногие женщины, — продолжал он, — подобны тебе. Я беру жену, которую приятно поцеловать, облизать, съесть.
— У тебя отвратительное чувство юмора.
Тэа сверкнул белозубой улыбкой.
— Такое, что и упоминать о нем не стоит.
— Не женятся на женщине только потому, что она хорошо целуется.
— Конечно женятся.
— Тэа…
— Попробуй, поставь себя на место мужчины. Если она умеет так божественно целоваться, то какое же наслаждение может доставить в постели? — И он прижался губами к ее рту.
Телли судорожно уцепилась за халат Тэа. Она не хочет его, не желает испытывать ничего подобного, не собирается сдаваться. Но под его напором Телли могла лишь отдаться ощущениям, а ощущала она, как сильно ей недостает его.
— Ты моя, — сказал он, поднимая голову, — твое тело сознает это, пусть разум твердит обратное.
— Это не более, чем зов плоти, — покраснела Телли, пытаясь прояснить сознание, избавиться от дрожи в коленях.
— Отлично. Я возьму то, что могу. — Тэа направился к двери, на пороге обернулся. — К твоему сведению, два дня назад ты принимала церемониальную ванну. Нанесение рисунков — другой предсвадебный ритуал. И имей в виду — мулла здесь, так что готовься. Увидимся через пару часов.
Пол под Телли покачнулся.
— Мы поженимся сегодня?
— Да. Твое платье у Лиины. — Он усмехнулся. — Оно не белое, не черное и не голубое.
Действительно. Платье, нечто среднее между традиционной местной одеждой и бальным туалетом западного образца, оказалось нежного золотисто-бежевого цвета, отороченное зеленой каймой и украшенное серебром и драгоценными камнями.