— Девятнадцать, а чего от жизни хочу, не знаю, понимаешь? И вообще, в девятнадцать — девственник…ха-ха-ха…
Иссяк.
Смотрела подтрунивающе. То, что нужно. Схватил ее и повалил на лавку. Пихала в ребра, отталкивала, мычала. Впился в сухие жёсткие губы, смял их, и неумело языком — к гладким стиснутым зубам. Вывернулась, царапнув ему щёку серьгой. Притянул опять с силой; пробившись сквозь копны, нашел ртом ухо: «Знаю, чего хочу — тебя, Ира».
Замерла. Податливо обмякла. Что-то промычала, показывая на сумочку: дай, мол, с плеча сниму.
— Да-да…
Сняла, отложила. Сомкнув ноги, машинально натянула на коленки юбочку. Разгладила блузку — от груди как от печки пыхало. Никита протянул руку, коснулся громады. Голову закружило: не веря, гладил упругий тряпичный вал. Высвободил одну из блузки, приник губами. Пальцы скользким зигзагом ушли под юбку. Тягучий, глухой стон. Девушка судорожно выгнулась, схватила его за затылок, прижала губы к своим, — уже мягким, липким, отзывчивым. Сипела загнанно, потом отпрянула, вскочила с лавки; рывком, нетерпеливо стащила до колен, как кожуру, его брюки с плавками; одноного подпрыгивая на туфле, выпуталась из трусиков — повисли на щиколотке белым скрученным силком — надвинулась и оседлала. Толчок, ещё один, и ещё — жадный, проламывающий в сладкую темь. Замычали слитно — две глухонемые, выскользнувшие на миг из своего одиночества, души. Прижалась пульсирующим животом, обвила руками, задышала в висок. Одиночество вновь схлопнулось. Обождал, пока утихнет, перекатил её, обмякшую. Вернул кожуру, застегнулся, недевственник, и, ткнувшись губами в прохладный затылок, сбежал.
Шатался до рассвета по хостинскому пляжу, и, кроме фантома горячки, дрожи, осклизлого сумбура, плоть которых осталась виться змеиным клубком, там, выше, в безымянном с сальными лавками парке, не помнил и не понял ничего.
Ян, грустный, курил на приступке крыльца. Увидев его, стёр сонной улыбкой печаль.
— Половой инстинкт явился причиной самоволки?
Растёбин подошёл, сел рядом. В пройме деревьев — небо серой казарменной стеной с тёмно-серым бордюром моря.
— Как погуляли, юноша?
— Тебя искал. Где был-то?
— А я — Катюху.
— Нашёл?
— Уехала красна девица в Красную Поляну. Оттуда.
Стена запламенела. Ян докурил, кивнул на море.
— Солнце какое-то нерусское сегодня.
— В смысле?
— Квадрат квадратом.
И точно, в рваных лоскутах тумана восходил раскалённый квадрат.
— Спать? — Ян отбросил бычок.
— Надо бы.
Встали, и тут сзади — позгалёвский хохот.
— Кра-са-ва! Чё со спиной-то?
— А чё?
— К какой лавке приклеился? Или приклеили? Сымай майку, полосатик. Ну, котяра, искал он!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Всплытие
Шипяще-ворсисто, как из пыльных глубин советской древности, в сон пробился марш физкультурников. Гимнасты в белых трико бодрой колонной сходили с кремлёвской брусчатки прямо в стекляху. Конским аллюром забрасывая колени, выстроились на матрасах. Принялись мускулистыми телами громоздить пирамиду.
— Рота, подъём! — проорал дурным голосом выспавшийся за всех троих Мурзянов.
— Выруби скворечник! — Ян глухо кричал из-под подушки.
— Меньше шляться надо! Подъём!
— Убааавь, — жалобно стонал каптри.
— Никак нельзя! Ручка громкости не предусмотрена! Гантели ждут!
— Из розетки! Вытащи её из розетки!
— Где вас, сук, носило? Хотите в комендатуру?!
Верхние попрыгали с плеч нижних, и физкультурники принялись за другую фигуру, названия которой Никита не знал. Потом пошли акробатические этюды. Подброс, сальто; пришитые улыбки держались мёртво на задорных лицах.
— Шляются… я как дурак, сиди — думай: забрали их, нет?
Упражнение «ласточка» — это Никита знал. Фигура «звёздочка» — тоже. Марш вдруг обвалился, и белые трико белым дымом затянуло обратно в пыльное сито радиоточки.
— Спасибо, тащ мичман.
— «…ращение руководства страны к советскому народу».
— Б***дь, Мурзянов, издеваешься?! Встану — на голову тебе надену!
— «В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачёвым Михаилом Сергеевичем…»
— А я что?! Оно само!
— «…в целях защиты жизненно важных интересов народа и граждан Союза Советских Социалистических…»
Жуххх! Над Никитой что-то пролетело. Бах! Мягкий шлепок о стену. Подушка?
— «…независимости и территориальной целостности страны, преодоления тяжелейшего кризиса, хаоса, анархии…»