В ее улыбке сквозила боль.
— Благодарю, но вряд ли это правда. Божьим соизволением Исмаил получит трон, однако какой ценой? Мой отец никогда не одобрил бы того, чтоб один из его сыновей был загнан и убит, словно кролик. Даже Исмаил, которого наш отец считал предателем, не был вышвырнут, как кусок гнилого мяса. Это позорное оскорбление, которое еще больше разбивает мое разбитое сердце.
— Повелительница, вы сделали все, что могли. То была воля Бога.
Она помедлила.
— Меня утешила твоя служба. Я хотела бы отблагодарить тебя за то, что ты сделал вчера.
Она протянула мне полотняный мешочек, в котором я обнаружил стопку синих шелковых платков с тончайшей вышивкой, которая изображала благо- родную госпожу на ковре под каштаном, углубленную в книгу. Мое сердце забилось: впервые Пери удостоила меня подарка из своих вещей. Отныне я мог носить с собой такой платок на случай, если он ей понадобится.
— Благодарю вас, повелительница. Ваше доверие переполняет меня радостью.
— Я слышала, тебя хотел убить один из людей Хайдара, но ты избежал покушения. Не знала, что ты так отважен.
Я поклонился, вспоминая, как беспощадно евнух Багой правил древней Иранской империей, сокрушившей даже могучий Египет.
— Мне может скоро понадобиться человек твоих качеств. Пока не появится Исмаил, все зыбко. Этим утром я написала ему и посоветовала скорее прибыть, чтоб знатные люди, чьи надежды не сбылись, не взбунтовались. Отнеси это послание моему главному гонцу и вели немедленно доставить.
В приемной Пери устроилась за решеткой. Перед нею толпился народ — от мальчишек-посыльных с письмами от хозяев до знатных людей вроде ее визиря Маджида, которого позвали первым. Он говорил пронзительно, задыхаясь, будто не мог успокоиться со вчерашнего дня.
— Достойная повелительница, двор в разброде. Многие из знатных, кто поддерживал Хайдара, бежали в страхе за свою жизнь. Те, кто остался, не знают, с кем говорить. Повара оставили поварни.
Брови Пери изумленно взлетели.
— Ступай к Анвару и прикажи ему отыскать главного повара. Их первейшая обязанность — немедленно восстановить работу дворцовых кухонь.
— Да, высокая повелительница, — отвечал Маджид, — но Анвар может не знать, от кого нынче получать распоряжения, когда шах мертв.
— Скажи ему, что его судьба зависит от отдаваемых мною.
Лоб Маджида пошел складками, губы скривились, прежде чем он выдавил:
— А-а-а… где ему получать деньги?
— Разумеется, из шахской казны.
— Но главного казначея нигде нет, чиновники с нужными печатями исчезли.
— Я найду этих людей и потребую их помощи, — сказала Пери. — А пока скажи Анвару, что я плачу из собственного кошелька.
— Но потребуется много серебра!
— Мой добрый визирь, похоже, ты не сознаешь, что я унаследовала свою законную долю состояния моего отца.
Маджид казался таким же растерянным, как человек, от которого безвозвратно умчались все его лошади.
— Но лишь вашему сиятельному отцу разрешалось…
— Не задерживайся. Тебе придется быть убедительным.
— И что же мне говорить?
— «Это приказ властителей Сефеви». Теперь иди.
Тон Пери был таким жестким, что все тело Маджида напряглось, как у полководца, получающего приказ на атаку.
Затем он поклонился в знак покорности. Пери выглядела непреклонной, как военачальник, и я, потрясенный, смотрел на нее. Хвала Богу! Она только что взяла бразды правления!
Я вышел в приемную, чтоб ввести следующего, и заметил, что толпа растет. Вопросы и требования были нескончаемы. Скажет ли она молитвы на погребении отца? Где погребут тело Хайдара? Как она защитит тех знатных, кто не принял в споре ничью сторону? Что будет с вдовами и детьми тех, кто погиб в стычках? Посоветует ли она сына близкого друга своего отца на высокий государственный пост при новом шахе? Один за другим люди просили о милостях.
К вечеру глаза Пери туманила усталость.
— Кто следующий? — со вздохом спросила меня она.
— Мирза Салман Джабири, глава шахских служб.
Он только что прибыл, но был одним из четырнадцати ближайших чиновников шаха, и потому я незамедлительно провел его к ней. Невысокий и худой, он тем не менее словно заставлял воздух вокруг себя твердеть от целеустремленности.
— А чего же хочешь ты? — фыркнула Пери. — Дела мастерских уж точно могут подождать.
Он был непоколебим:
— Точно. У мастеров все в порядке.
— Что же тогда?
— Ничего, достойная повелительница. Как верный слуга вашего покойного отца, я пришел спросить, могу ли я предложить свою помощь.
Пери недоверчиво подняла бровь:
— Так у тебя нет просьб?
— Никаких. Я просто желаю служить вам.
Пери шепнула мне: «Он единственный, кто остался мужчиной настолько, чтоб предложить свою помощь!» Заметив, как изменилось мое лицо, она тут же попросила извинения.
— С чего мне начинать? — спросила она у мирзы Салмана. — Всё в беспорядке. Где люди?
— Прячутся. Ждут. Тревожатся.
— Благородные мужи должны вернуться на свои посты, чтобы правительство действовало, пока не вернется Исмаил. Я желаю созвать собрание и отдать им распоряжения.
— Но только шах или великий визирь имеет право созывать собрание. Никто не может превысить их власти.
— Таких людей здесь нет. Что ты предлагаешь?
Шах Тахмасп так устал от великих визирей, что не позаботился назначить нового.
— Сказал бы, что это должен быть высокородный член дома Сефевидов, но не знаю, кто именно. Знатные сочли бы, что кто-то из царевичей. Если ваш дядя будет представлять вас, все будет в порядке.
На фарси нет различия между «он» и «она», что могло нас выручить в этом случае.
— Отличный совет.
— Кстати, у меня есть кое-что лишь для вашего слуха.
— Да?
— Чего бы вы ни задумали добиться на этом собрании, не полагайтесь на главного казначея. Я хорошо его знаю. Он склонится лишь перед силой нового шаха.
— Почему он так уверен, что мой брат сохранит его в этой должности?
Мирза Салман хмыкнул:
— Верно. Люди часто принимают намерения за судьбу.
— А ты?
Он помедлил.
— Нет. Я вижу свою судьбу в своих делах и в согласии с волей Божией.
— Отлично сказано. Нам нужны люди наподобие тебя. Тогда созывай собрание завтрашним утром в моем доме.
— Чашм.
Когда мирзу Салмана проводили к дверям, Пери сказала:
— Ну и подарок! Как хорошо ты его знаешь?
— Не слишком, — отвечал я.
Он входил скорее во второй круг ближних людей, служивших шаху. Такие держали рот на замке и редко снисходили до нижестоящих.
— Помню, что мирза Салман исполнял малоприятное поручение вашего покойного отца, приструнив заговорщиков-золототорговцев, пытавшихся обобрать страну. Его цеха с тех пор чисты, как хорошая баня. Он был бы отличным союзником, но таким же свирепым противником.
— Тогда за ним лучше понаблюдать и решить, насколько он искренен.
— Какова цель завтрашнего собрания?
Руки Пери слегка дрожали, когда она отводила с лица прядь волос.
— Предупредить переворот.
Ох, а я даже сплетен не слышал.
— Кого вы подозреваете?
— Грузины и остаджлу могут решить, что им лучше поддержать другого преемника.
— Я удвою свои усилия, собирая известия.
Но сперва Пери попросила меня доставить ее дяде Шамхалу просьбу назавтра возглавить собрание.
— Повелительница, я думал, вы разгневаны на него из-за смерти Хайдара.
Она вздохнула:
— Да, но он мне нужен.
За всю историю Сефевидов женщина никогда не брала на себя так прямо ответственность за мужчин. Мы ничего не оставили на волю случая. Я помог повелительнице выбрать ткань, которая отделит ее от знати, ибо такая знатная женщина никогда не должна показывать себя тем мужчинам, с которыми не состоит в родстве. Мы остановились на куске тяжелого синего бархата, затканного сценами охоты, где заметнее всего был царевич на коне, вонзающий меч в живот льва.