— Вы кто? — сурово спросил я.
— Хотим видеть госпожу, — угрюмо сказала горбатая. — Только она сможет расплатиться по нашим долгам.
— Нам нужны деньги, ночлег, поесть и ее благословение. Немного драгоценностей тоже подойдет, — прибавила седая.
Тут они обе расхохотались, и я понял, что меня одурачили. Та, с седыми волосами, и была Пери.
— Госпожа, какое преображение!..
— Это все Марьям. Она подобрала одежду, раскрасила наши лица и волосы. Потом мы пошли в цыганский поселок и смотрели на танцовщиц. Какие у них чудные голоса, какие яркие наряды!
Цыганский поселок? Если Исмаил узнает, что они ускользнули, им это может стоить головы. Но как же они выбрались из дворца? Все двери гарема строго охраняются.
— В другой раз я сделаю вам цыганский убор с бусами и монетами, — пообещала Марьям с проказливой искрой в глазах.
— Если он мне понравится, я для тебя станцую, — ответно поддразнила ее Пери.
— Вас не узнали? — спросил я, обдумывая алиби на случай необходимости.
— Ни в коем случае! — Пери захлебывалась удовольствием. — Мы подошли к самым цыганским шатрам и как следует поторговались за несколько ожерелий.
— Если бы не торговались, они бы сразу поняли, что что-то не так, — добавила Марьям.
— Насколько иная жизнь у цыганок; они по сравнению с нами словно птицы, — сказала Пери.
Их щеки разрумянились. Я никогда не видел их такими беззаботными и счастливыми.
— А дворцовая стража смотрела в другую сторону? — недоверчиво поинтересовался я, стараясь догадаться, как же они выбрались.
Женщинам запрещено покидать гарем, кроме как при строго определенных обстоятельствах. Они могут сопровождать шаха, куда он пожелает их взять: в один из его дворцов, на охоту, пирушку на воздухе. С разрешения и в сопровождении им можно путешествовать, чтоб навестить дома своих сыновей. Другие случаи рассматриваются по мере нужды.
— Ах, Джавахир, не жди, что я выдам тебе все мои секреты, — отвечала Пери, встряхнув седыми волосами.
Выражение моего лица заставило Марьям вновь залиться хохотом.
Празднества по случаю коронации были мастерским ходом шаха. Он как бы наконец швырнул нам корку радости, а мы проглотили ее, словно это была вся большая трапеза. Затем последовали три дня досуга, в которые Султанам пригласила своего сына и весь гарем отдохнуть в деревне. Женщины тут же принялись собираться и укладываться, готовя игры и роскошные лакомства, восторженно предвкушая редкий выезд. Весь дом хлопотал до самого утра пятницы, когда мы наконец тронулись прямо после утренней молитвы. Я выехал из дворца с передовым отрядом — группой евнухов, вооруженных кинжалами и мечами; ехали мы около часа, пока не добрались до любимого места отдыха дворцовых жителей, около реки, и стража из евнухов была расставлена широким кругом, так, чтобы никто из мужчин не мог случайно забрести во владения женщин.
Стоял ясный и жаркий день, соколы вились в небе, словно охотясь на облака, горы синели в утреннем солнце. Днем раньше слуги натянули большие навесы для тени и настлали матрасы и подушки. Расставили мишени для стрельбы из лука, а на безопасном удалении поставили игры для детей, шахматы, нарды и остальное. Развели огонь для жаровен и котлов с рисом, а в землю вкопали печь для хлеба.
Облако пыли возвестило о приближении тех царственных жен, которые умели ездить верхом. Целая армия арабских скакунов великолепных мастей всех оттенков белого, гнедого и каракового несла сотни женщин в чадорах на расшитых седлах с красной, желтой и серебряной бахромой. Некоторые скакали по-женски, но Пери мчалась как мужчина, с ловкостью воина во главе кавалькады.
Женщины постарше и дети следовали за ними в резных деревянных носилках; они отбыли из дворца еще раньше. Исмаил ехал отдельно со своей собственной стражей, и когда он приблизился к площадке, то отослал охрану подальше. Тогда женщины сбросили покрывала с головы и лица, открыв яркие платья с короткими рукавами, широкие шаровары и легкую обувь.
Мы позавтракали чаем, сыром, орехами, фруктами и пухлыми лепешками прямо из печи. Пери и ее матушка спешились и, оживленно разговаривая, стали рука об руку прогуливаться вдоль реки. За ними следовали другие женщины, волоча своих дочерей, а травницы собирали растения. Мальчишки сбросили туфли и подзуживали друг друга залезть в воду; другие играли в мяч или боролись. Масуд Али наблюдал за ними, и плечи его поникли. Я позвал его туда, где играли, и стал учить основам нардов. Он быстро ухватил суть, и когда я похвалил его, то был вознагражден застенчивой улыбкой. Я нашел ему другого игрока-новичка на пробу и вскоре наблюдал, как их детские лбы сосредоточенно морщились, когда игра набирала ход.
Хадидже и Исмаил ехали на своих арабских кобылах; они пришпорили их и скрылись вдали, изображая погоню.
Все незамужние женщины не отрываясь следили, как лошадь Исмаила одерживает верх. Когда ускакавшая пара вернулась, щеки Хадидже сияли, как лунный лик, и на одно горькое мгновенье я пожелал, чтоб его мужское отличие не принесло ей радости.
Перед обедом Исмаил пригласил Пери пострелять вместе, и все мы собрались у рубежа для лучников. Женщины болтали так возбужденно, что Баламани и Анвару пришлось зайти с разных концов поля и призвать к молчанию. Наконец все было готово, и на черту встала Пери. Я жаждал увидеть, насколько хорошо она стреляет. Коричневое полотняное платье изысканно колыхалось, когда она — высокая, стройная — захватила стрелу между пальцами, уперла хвостовик в тетиву, натянула ту до щеки и спустила. Стрела покорно вонзилась в мишень, и свита Пери заголосила так оглушительно, что воздух дрожал от их пронзительных криков. Один голос был выше и громче остальных — Марьям.
Пери взмахнула рукой, показывая, что дальше можно не ликовать. Затем она принялась пускать стрелу за стрелой в ближние и дальние мишени. Стрелы со стуком вонзались в центры мишеней с таким постоянством, словно бил барабан, и тонкая пленка пота заблестела на ее лбу.
Пери отступила в сторону, и на рубеж вышел Исмаил. Лучники выдернули ее стрелы из мишеней и отбежали. Исмаил нерешительно потянулся за своим луком. Он с усилием натянул тетиву. Руки его дрожали, и несколько выпущенных стрел ушли мимо. Обильно вспотев, шах выстрелил еще несколько раз. Я азартно переминался с ноги на ногу, пока наконец одна из стрел не зацепила край мишени. Женщины заголосили так громко, и Султанам первая, что птицы, кружившие над нами, разлетелись прочь.
Исмаил уступил место Пери. Вместо того чтоб прикинуться уставшей, она показала ему на пустую мишень, а затем пробила ее стрелами, обозначившими север, юг, восток и запад. Ее свита не смогла удержаться: они снова заулюлюкали, и языки их бились чаще, чем мог различить глаз, но мне вдруг стало не по себе.
Пери наложила новую стрелу на тетиву и сосредоточилась так глубоко и надолго, что вся толпа затаила дыхание. Ни один шелковый шарф не дрогнул, пока мы ждали, что сделает Пери. Наконец, когда напряжение стало уже почти невыносимым, она пустила стрелу. Та полетела прямо и точно, вонзившись так, чтоб отметить Мекку, начало всех вещей. Все изумленно выдохнули, увидев такую меткость.
Углы губ Исмаила поползли вниз.
— Хочу услышать ваши голоса, чествующие мою талантливую сестру, — выдавил он.
Пери сияла гордостью. Исмаил подошел к матери и несколько минут совещался с нею.
— Моя мать говорит, что пора поесть, — объявил он и зашагал прочь, не сделав очередного выстрела.
Баламани обменялся со мной понимающим взглядом.
Слуги принялись разносить блюда с мясом, жаренным над угольями. Мы с Баламани пошли к дастархану возле воды и уселись там.
— Пери стреляет лучше, — сказал я. — Почему бы ей этого не скрыть?
— Для тех, кто близок к шаху, это величайшее искусство — помочь ему выглядеть лучше.
— Ты думаешь, он такой беспомощный?
— Он же мужчина, так? — Баламани неприлично согнул указательный палец, и я смешливо фыркнул.