Что касается выдающегося по историческим меркам «Гатчинского мира», его со стороны России подписывал Владимир Ульянов. Он к тому случаю, в тот же день получил должность премьер-министра по итогам заключительного заседания Учредительного собрания, где закреплялось государственное устройство в виде парламентской республики во главе с премьер-министром. Ночные мечты в бытность его шпионской деятельности, мечты по захвату полноты власти – исполнились наилучшим и ненасильственным путём. «Явится вам социализм, а там и коммунистическое будущее засияет зарёю, предвещая восход всеобщего благоденствия», – так представлял он итог своего правления. Тогда же, кстати, увенчалось благополучием написание самой передовой конституции в текущей современности. Великая республика и размерами оказалась дюжей по величине. Договор присоединял к ней внушительную часть Германии – Восточную Пруссию. От Австро-Венгрии отходила вся Галиция и часть Волыни. От Болгарии – стокилометровая зона черноморского побережья. От Османской империи – всё остальное побережье Чёрного моря и Восточная Анатолия. Также под Российское владение подпадали отвоёванные ею от османов западные земли Сирии и Палестины с выходом на Акабский залив Красного моря, а по сути, в Индийский океан. То есть, сохранилась введённая войной линия раздела Османской империи с англичанами. Помимо того составлен и утверждён отдельный протокол о постепенной передаче самостоятельности Финляндии, Польше, Прибалтийским и Кавказским народам, а также Украине и Средней Азии. Границы их суверенитета должны определиться отдельными двухсторонними договорами. Так же обстояли дела и с Румынией, где Россия претендовала на Добруджу, передавая ей взамен отвоёванные земли у Австро-Венгрии, вдвое большие по площади и значительно плодороднее. Константинополь возвели в вольный город-государство, сохраняющий контроль над Босфором, а проливы объявлялись международными. Так, Чёрное море не становилось сугубо внутренним Российским, несмотря на владение всеми его берегами. Но то была уступка Франции и Англии со стороны России, в благодарность за обещание не влиять на судьбу восточного серпа Средиземноморского побережья этими державами. Пусть они имеют возможность заходить в Чёрное море свободно. Наряду с этим, православный мир получил, наконец, возможность создания единого Константинопольского центра в храме святой Софии вкупе с ближайшим окружением. Угроза любого рода раскола внутри Православной Церкви исчезла бы навсегда. О том задумались все поместные патриархи, создав комиссию по созыву нового Вселенского Собора специально из-за этого неожиданного повода.
Дядька-Тимофей вернулся в свой Кизилчай. Рассказывать о фронтовых подвигах ему не хотелось. Более того, он минувшую войну полагал за труднейшую работу, где не выпадало ни одного выходного дня и ни одной спокойной ночи. С утра до вечера труд, труд и только труд. Единственно, что он поведал о битвах, так это о преимуществах артельного мышления. Там, на фронте он ощущал себя настоящим артельщиком, трудившимся бок о бок с боевыми товарищами. Артельный дух общего согласия помогал одолевать копившуюся изо дня в день усталость, что, в конце концов, и привело к благополучному завершению строительства долгожданного здания победы. По-видимому, таковым и был подвиг. Отдохнув пару дней, он снова взялся за дела, привычные для его рук. Трёхлетний перерыв почти не сказался на его навыке, будто и не было его. А Павел Васильевич Ветров не показывался. Потом, с большим опозданием в село пришло письмо, где сообщалось, что он пропал без вести. «Как когда-то Василий Харитонович, тесть его», – шептали селяне.
Людвиг Мис тоже закончил войну целым. Однако она и последующая капитуляция повлияли на его мировоззрение неожиданным толчком. Осознавая всю мерзость безумного и безответственного поведения людей, ведущих войны и бесчестия, ему захотелось предложить им нечто противоположное. А именно – открытость и свободу. Ведь насилие всегда порождает защиту, а незащищённость наоборот, обязательно отвергает насилие, заставляет его остыть или вообще не быть. Противопоставить насилию и бесчестию – открытость и свободу, по его мнению, наилучшее решение для будущего поведения людей. Пронзительная незащищённость отринет всякое принуждение, остановит его, низвергнет в небытие и даст импульс к свободному единению. Человек вспомнит, что он сам, обликом своим являет сущую незащищённость, не имея на себе никаких признаков ни защиты, ни нападения. И это само по себе – высочайшая ценность. Вместе с тем, если говорить о среде человека, о его повседневном архитектурном окружении, то она ведь служит постоянным напоминанием о текущих ценностях. Архитектура обязательно отображает текущее время бытия, она свидетельствует о нём. Архитектор, чувствуя такое положение вещей по-настоящему, создаёт доподлинные образы своего времени в пространственном выражении. И пусть образы незащищённости как альтернативы крепостного сознания станут не только неким отпечатком, но и проводником в истинно текущее время. Оно вопиет: долой насилие и бесчестие! Открытость и незащищённость среды обитания человека, – вот что навсегда вычеркнет из книги человеческого бытия всякое зло с любыми его тяжкими последствиями, навеянными нападением и обороной! Непреложно так.