– Ведь вехи жизненности знаменуют нечто неминучее, это факты, с которыми состязаться нет смысла. Когда человек нащупывает эти вехи, когда он движется к ним, он обязательно находится в потоке фактических событий, даже если ход его кажется довольно хаотическим и полон заблуждений. Как научиться нащупывать, ощущать поток фактической жизненности? Опыт. Об ощущениях будущего в условиях больного сознания мы уже говорили. Там всё сбывается наоборот. Значит, надо видеть их окраску, особенности, даже, если хочешь, засекать их мысленный источник. Накапливать и накапливать опыт, создавая некий фильтр. Наладить его и никогда о нём не забывать. Всякое воображение будущего пропускать сквозь полученный фильтр. Тогда и протечёт к тебе струйка того потока жизненности, где нет сомнений в его фактичности. В итоге выйдет так, что ты глянешь на будто бы явленное тебе будущее с двух сторон. Или двумя глазами. Зная о свойстве видения будущего больным сознанием, подобному негативной плёнке, довольно подобия отпечатывания его на фотобумаге. Получим один реалистический взгляд. Одним глазом. А зная о собственном опыте отличия негатива от фактического потока жизненности, благодаря нашему налаженному фильтру, мы выискиваем этот поток в самых неожиданных местах. С другой стороны. Вторым глазом. И получается, когда мы что-то предвосхищаем и одномоментно прислушиваемся к личному налаженному опыту, тогда же возникает возможность видеть происходящее впереди обоими глазами, находить некий просвет во всей представленности и лицезреть факт жизненности, ещё не совершённый.
– Мудрёно. И что же? Выходит, сигнал из сферы разума и чудо – почти одно и то же?
– Почему бы нет. Ведь жизненность сама по себе тоже чудо. Она не рождается из неживой природы естественным путём.
– И разум – чудо. Потому что жизненность породил он, а не стихия. Значит, не грех ту сферу назвать чудесной.
– Ну, пусть чудесной. Это даже красиво по сути.
Дядька-Тимофей вдруг вспомнил далёкое предчувствие будущего в Малой Александрии, которое сбылось фактически.
– Мудрено, – повторил он и попытался представить, что же сопровождало то предчувствие, и откуда шёл тот сигнал, из каких сфер.
– Ты что-то вспомнил? – Отшельник-Тимофей пытливо взглянул ему в глаза.
– Да. Было, было у меня что-то подобное тому, что ты сказал. Но важных и маловажных деталей, сопутствующих тому происшествию, в памяти не сохранилось. Утеряны подсказки.
– Опыт, наверно, маловат.
– И вправду, всюду опыт. Без него никак. Это мы знаем. Я вот подумал несколько о другом. Есть опыт войн. Больших, малых, изматывающих. Опыт есть, а итог не показывается. Вот, говоришь, новая война будет тяжёлой, долгой, зачинщик войны рухнет. А станет ли такое событие тоже опытом, чтобы подвести черту всем войнам вообще и никогда к ним не прибегать?
– Этого я сказать не могу. Людям присуща забывчивость. Как ты сказал, нужные подсказки легко утериваются. Поглядим на человека. Он никак не защищён. Он покрыт лишь голой тонкой уязвимой кожей. И если тыл его имеет некую надёжность в виде черепного затылка, спинных рёбер и объёмных упругих мышц, фронт его всячески поддаётся ранениям. У него мягкие ткани лица и живота, нет выступающих острозубых челюстей да рогов, острых когтей и копыт. Это свидетельствуют об отсутствии у человека атакующих и оборонительных признаков. Ни в целом, ни в деталях его тело не носит на себе ни агрессивных, ни защитных черт. Зато у него есть руки, способные творить красоту. Откуда же в нём осела страсть к нападению и разрушению? Наверно, ещё в райском саду его светлая осознанность любви, рождённая из сквозистости и приволья, заменилась открытием добра и зла, где зло оказалось привлекательнее. Это иное зрение в свою очередь не позволило человеку видеть истинные вехи на пути собственной жизненности. Он заблудился.
– Но есть у нас ещё жажда свободы. В том числе свобода от инстинктов. Человек не животное, от инстинктов зависящее. Он воистину свободен по замыслу Творца…
О свободе беседовать всегда сподручно и увлекательно. И поступать по ней – будто ничего не мешает. Однако к вехам, что являют собой ориентиры жизненности, надо подходить исключительно в состоянии внутренней свободы. Способ их различения может быть любым, доступным тебе, лишь бы он способствовал раскрытию именно свободы, иначе их не выявить. И если ты следуешь некоему учению, истинному учению, где зафиксированы эти вехи, но при этом находишься в состоянии скованности, тебе они не раскроются в полноте истины, как бы глубоко ты в них не проникал всем умом и сердцем. «Познаете истину, и истина сделает вас свободными». Это известные всем слова Иисуса Христа. Сие означает одно. Только стремясь к полноте свободы на пути к чистой истине, ты сумеешь потихоньку раздвигать соблазнительную завесу лживости в своём сознании. А в миг встречи с истиной ты одновременно познаёшь её в чистоте и обретаешь полноту свободы. Одномоментно. Вот оно как. Не имея истины, ты никогда не станешь свободным. Не став свободным, ты никогда не познаешь истину. То и другое возможно только в их слиянии. Достижимо ли такое? Как стяжать свободу и где искать истину? Причём, то и другое надо делать встречным путём. Дядька-Тимофей глубоко вздохнул, будто вбирая в себя неощутимый дух небесный, затем затаил дыхание, как бы устраивая тот дух в себе. Вновь усиленно подышал, подышал, будто совершенно по-новому. И вольно заснул.