Отец семейства, Павел, сын Василия Ивановича Ветрова, мельника, был крепкого телосложения, широк в кости, хотя ростом особо не выступал. Его умелым рукам поддавалась любая мужская работа. Но главным занятием считалось у него строительство домов и колодцев. Павел Васильевич именно по этой причине входил в состав небольшой построечной артели, где не так давно начал заправлять его шурин Тимофей, лет двадцати шести, сын Василия Харитоновича Лавренова, прежнего предводителя дружины строителей. Василий Харитонович, между прочим, обладал особо изысканной аристократической внешностью, выделяясь меж местного люда. «И откуда в нём такая стать»? – шептали селяне. Но не в том состояла его знаменитость. Слава его растекалась из-за виртуозного и универсального рукомесла. И до недавнего исчезновения служил он по совместительству бессменным пресвитером молитвенного дома, знающим почти наизусть весь Новый Завет. Были продолжительные перерывы в этом его деле, поскольку иногда он подрабатывал на стройках в городе Баку. Даже внёс и значительный вклад в строительство нового храма святого Александра Невского, самого величественного на всём юге Российской империи. Но об этом мало кто знал. Ходили слухи, будто Василий Харитонович крестился там в православную веру, будто подвигло его на такое решение каким-то неясным образом дошедшее до него важное слово святого Александра. Слово о защите и стойкости православия в отечестве, когда с двух сторон на него давили иноверцы. С одной – мусульмане, с другой – католики. И защитил. И отстоял. Однако в Кизилчае Василий Харитонович до конца, то есть до своего совершенно внезапного отъезда в неизвестное пространство, продолжал прежнюю общественную деятельность, читая наизусть отрывки из Евангелия в молитвенном доме. И тайно изучал какие-то иные умные книги, приобретённые в городе тоже скрытым путём.
А что касается быта, молокане во всех случаях предпочитали общий труд на манер изначальных христиан. Также и новый дом для родственной семьи возводился неизменно артелью, под скрупулезным руководством юного, но умелого Тимофея Васильевича, по его собственному проекту. В стиле сельского модерна. Дело спорилось ещё благодаря стройным негромким песням, сложенным в такой давности, что дух захватывало от глубины веков. А запевалой, конечно же, обозначался сам заправляющий. Голос его обладал мягким, но сильным тембром, а звуки попадали всегда точно в ноты, без малейшей фальши. Остальные артельщики старались поступать подобно ему, в силу собственных навыков. И дело шло. Слаженно возводимая конструкция здания имела тщательно выверенное соотношение частей и величин. Сначала в чертежах, потом в натуре. Тимофей каким-то неведомым внутренним чутьём отыскивал нужные гармоничные пропорции в плане и на фасадах, а также в декоративных деталях. И тоже, как в пении, без малейшей фальши. «Вот, – подшёптывали сельчане меж собой, оценивая новую избу, поставленную Тимофеем, – племянник, небось, тоже станет хорошим мастером, коль поселился сразу в таком красивом окружении собственного дома». Племянника, хоть и похожего на отца по части широкой кости, назвали в честь его дядьки – тоже Тимофеем. За новым предводителем артели и автором замечательной избы, Тимофеем Васильевичем Лавреновым закрепилось имя Дядька-Тимофей.