– Наверно их строение душ близко меж собой по восприятию мира. Оно, кажется, называется софиологическим. Это когда ощущается объединительная сила между небесной средой Бога и человеческим земным окружением. Мис ведь считал, что порядок Божий и порядок земной – связанные вещи, и если порядок земной не следует горнему порядку, то он ничего не стоит, это ложный путь. Дядька-Тимофей имел такое же представление. Но меж ними есть отличие в образности выражения мира и себя в нём. Его ты и приметила. Иначе говоря, у нас далеко не один и тот же национальный менталитет.
– И у тебя она такая же.
– Душа?
– Она. В ней очевидна сквозистость и приволье. И вдобавок – твоя софиология.
– Такая, наверное.
– Я почувствовала это содержание в тебе, когда впервые увидела. Может быть, поэтому влюбилась. Ведь и любовь такая же. Сквозистая и привольная. Связующая небо и землю. Но был Алоиз. Он славный учитель. Но прозрачностью не обладал. Напротив, он всегда перед всеми держал глухую оборону. За себя и за других. Защитник. – Татьяна сделала длинную улыбку вместе с длительной паузой. – А всякую женщину привлекает несомненное заступничество. Ей любо оказываться под постоянной бронёй, быть в безопасности. Это и перевесило тогда. Я оказалась всякой женщиной.
– Любо, это верно сказано. И привлекательность – тоже.
Татьяна рассмеялась.
– Да, – сказала она, – однако то и другое требуют обновления, потому что быстро сглаживаются до безупречной плоскости, увядают до бесцветной поверхностной плёнки. Алоиз не выдержал постоянного обновления. И стал не люб. И привлекательность исчезла. Его присутствие ушло будто в некую параллельную реальность, не настоящую.
– Я вот слушаю твою речь и замечаю отличное знание русского языка. И произношение у тебя красивое, – сказал Юрий, будто не вникая в суть сказанного ею.
– Русский язык – единственная область объединения с тобой. Всё иное и будто возможное – ушло тогда в недоступность. Я изучила его досконально, протискиваясь и окунаясь в глубину. Он ведь сам поистине глубинный. Говорить на русском языке означает свободно пребывать именно в глубине всех вещей всего мироздания. Особенно это ощущается, когда находишься в среде механистического мироустройства.
Татьяна снова рассмеялась.
– Русский язык мне заменил недостающего тебя. Он всегда был со мной, а я с ним. Сквозистым и привольным.
Юрий молчал. Что он мог сказать в ответ? Она вовсе не всякая женщина, а редкая, если не исключительная? Его никогда не покидала любовь к ней? Та, что полностью беззащитная. И любое дело, совершаемое им, обязательно предполагало её тесное присутствие? Сказать бы мог. Но боялся налететь на подлое косноязычие, подстерегающее человека всегда, когда хочешь высказать нечто, превосходящее обыденность и привычку.
Они без слов, оба согласно и цепко взялись за руки, опрокинув спины до предела назад. Выдался пластический обоюдно возникший знак их всегдашней крепкой связи, будучи в вечном отпадении друг от друга.
И впоследствии стало так. Он уехал к себе на Север, а она обосновалась в Малой Александрии, где оставались и родственники Юрия. На ту пору, под влиянием всеобщего очищения русского языка от необоснованных и чрезмерных заимствований иностранных слов, Санкт-Петербург стал именоваться Свят-Каменьград, сведя все три разнородные иноязычные слова, там содержащиеся, на русский обычай. Даже появилось новое мужское имя Камень вместо Петра. Наподобие того, как Фотиния когда-то превратилась в Светлану. Обращение Каня, Канечка стало часто слышимым в семьях и общественных местах.
А между тем оказалось, что благодаря причудам стихии, род Ветровых и Лавреновых, постоянно перемещающийся с севера на юг, вместе с литосферой сместился ещё южнее, чем прежде. Его путь не изменил упрямой или уготованной последовательности этого движения, замеченной ещё мельником Василием Ивановичем Ветровым подле Кизилчайского порога в тени от диких грушевых деревьев, и пересказанной его внучкой Марией со слов Тимофея Лавренова.
Изучая новые географические карты в интернете, где сетка параллелей и меридианов сильно изменила положение, Юрий из любопытства глянул на место расположения бывшего прибежища Отшельника-Тимофея. Оно точно пересекалось линией северного тропика. А далее эта же линия нанизывала на себя пустынные Каракумы и Гоби.
Россия к тому времени почти вся оказалась в субтропиках и в умеренных широтах. А Дальний Восток сместился в тропики. В Сибири появились крупные тёплые водоёмы. Бывшее арктическое побережье ушло далеко на север, создавая обширные дельты сибирских рек, также наполненные теплом вод, стекающих туда из субтропических и тропических мест. Побережье бывшего Ледовитого океана обрело климат, подобный Балтийской Померании, где в летние дни вода прогревается до двадцати градусов и выше, а зимой не застывает. Произошёл массовый засев бывшей тундры лиственными лесами средних широт. Центральная и Южная Европа сохранили за собой прежнее положение в климатических поясах, и жили-поживали, почти не зная перемен. Улёгшийся Гольфстрим заменился устойчивыми тёплыми западными ветрами со стороны Африки, поскольку запад отклонился именно туда. Те же ветры достигали и европейскую Россию. Снежные зимы на северной кромке всей страны становились короче и короче, иногда и не возникали вовсе. Тёплые реки, впадающие в океан, и южные ветры, двигающие тёплые массы воздуха без препятствий, делали своё дело. Босфор и Дарданеллы обратились в порожистые потоки. Обновлённая северная полярная шапка заняла почти всю Канаду и восток США, продолжая выситься. Исландия слилась с ней, а Британские острова постигла климатическая неудача. Они приблизились к новому северу, и холодное дыхание свежеиспечённой Арктики накрывало их целиком. Туманный Альбион получил новое осмысление. Он усиленно побелел из-за обилия там снега почти круглый год. Англичане, становясь приарктическим народом, сменили гонор на покладистость и больше не думали встревать в дела иных стран, занимаясь исключительно собой. Хорошо, что английские соседи Дядьки-Тимофея так и не съехали туда из Малой Александрии. Их потомки благополучно влились в общую малоалександрийскую национальность. Антарктида таять не спешила. Только часть, примыкающая к Южной Америке, освободилась ото льда, но зато увеличились ледяные поля океана в сторону Австралии. Вода в океане опускалась из года в год. Берингов пролив обратился в две ниточки узких каналов наподобие двойного Босфора, сводясь затем у бывшего острова святого Лаврентия, объединившегося с материком. На их берегах основались два города. Один русский, второй американский. И меж ними состоялась невиданная никогда конкуренция за провод судов из Северного океана в Тихий. Снова выискивались поводы для санкций и запретов. Но всё-таки Россия по всем показателям превзошла пока разрозненные Новые Соединённые Штаты Земли. Конкурентные шаги с их стороны виделись исключительно олицетворением подлости и отчаяния.