Старлей вдохнул полной грудью холодный воздух пещеры, а затем медленно выдохнул, успокаивая накатившую волну злости и обиды. Сон уже не придет. Наверное, пора вставать. Хватит ли дров, чтобы вскипятить воду в котелке? Хватит ли самой воды?
— Фонарик от тебя далеко? — спросил он Самарина.
Вместо ответа Женя включил фонарик. Покрутил им, давая возможность глазам привыкнуть к тусклому узконаправленному освещению, а заодно рассмотреть стены и предметы, чтобы можно было ориентироваться.
— Сколько времени? — поинтересовался Романов, шаря у себя в ранце.
— Семь утра.
— У меня тут в РД свечи лежат. Зажги. Батарейки сажать не придется.
Самарин встал и направился к командиру. Луч от фонаря проплясал по земляному полу, скользнул по остаткам костра и зацепился на мгновение за осунувшееся лицо Романова.
— Прости, Витя, — вдруг сказал Евгений. — Это все нервы. Кажется, начинается клаустрофобия. Прости.
Старлей выпрямился, держа в руках две свечи. Выпрямился так, словно ему в позвоночник воткнули металлический стержень.
— Ты серьезно?
— Да. Прости.
— Нет. Я про твою клаустрофобию.
— И это тоже. В детстве меня сажали в чулан и выключали свет, если я не выполнял домашнее задание, или опаздывал из школы, или еще за какие-нибудь мои прегрешения. Нет-нет! Я не боюсь темноты и замкнутого пространства. Я просто их ненавижу. Как не люблю и все остальное из моего детства. Только не надо вплетать Фрейда. Все и так на нем повернулис, надоели. Представляешь, моя мама пыталась объяснить сексуальными расстройствами мое пристрастие к мороженому. Смешно. Мне просто в детстве запрещали его есть из-за боязни простуды. Родители считали меня вундеркиндом, способным соперничать вокальными данными с Робертино Лоретти. Их остановила только юношеская ломка моего голоса. Я тогда и курить стал для того, чтобы ускорить этот процесс.
Самарин достал из кармана зажигалку и извлек из нее слабое пламя. Две свечи с усилием, всего лишь на чуть-чуть, раздвинули границы темноты. Огоньки, трепеща, борясь с мраком, пытались раздвинуть плечи, мечтая стать жарким огнем костра, но тоненький фитилек был им ненадежной опорой и они смирились со своей участью, не понимая, что, будучи такими хрупкими и беззащитными, они привлекают к себе не меньшее внимание у присутствующих людей, чем пожар на Лиговке.
Не отводя взгляда от свечи, Романов тихо, словно боялся спугнуть свечение, произнес:
— Давай, братишка, перекусим и попробуем отсюда выбраться. Ты как? Желание есть?
— Есть, — так же тихо ответил боец.
— Дров у нас, наверное, немного?
— Два чурбака осталось, и носилки можно еще разобрать.
— У меня сухой спирт остался. Есть, на чем консервы подогреть.
— У нас полный котел воды, да еще три котелка маленьких и кружка.
— Это хорошо.
Романов, пошатываясь, встал:
— Разогрей, покамест что-нибудь. Я пойду, послушаю.
Он нагнулся и вышел из основного помещения в «предбанник», подсвечивая себе фонариком.
Проход был завален наглухо. Камни разной величины громоздились один на другой, уходя от пола, усыпанного мелким крошевом, под самый свод вертикально, словно какой-то пьяный криворукий каменщик решил с бодуна сложить стену, забыв воспользоваться цементным раствором. Романов вздохнул: работа предстояла нелегкая и долгая.
Пошатываясь, он вернулся обратно. Голова все еще гудела и кружилась, слабость заползала под кожу, в мышцы, в костный мозг, заставляя его стонать и шататься, как ванька-встаньку.
8
Костер задымил безбожно, от чего глаза слезились, и ужасно першило в горле. Сегодня дым не очень хотел покидать пещеру, видимо ему здесь было весьма уютно в компании спецназовцев, а, может, потому что завалило щели и теплый воздух не мог найти выход из каменно-снежного мешка. Разведчики, покашливая, сползли на пол, где еще пока заблудился чистый воздух, и доедали консервы почти лежа.
На слабом огне вскипел котел с водой. Самарин рассыпал по кружкам растворимый кофе и кусковой сахар и через минуту к едкому запаху дыма присоединился бодрящий запах странного в этом месте напитка. Лишь бы не задохнуться в этом чаде, подумал старлей, — не от пули сдохли, а от угарного газа загнулись, вот смехота.
— Тебя ждет кто-нибудь? — спросил Евгений.
— Нет. Я перед отправкой за два месяца развелся.
— Не сошлись характерами? — ухмыльнулся Самарин.
— Опять нет. Она замечательная, умная, красивая. Бытовуха нас развела, понимаешь?