Мысли продолжали роиться в его голове:
— Вдруг, это тот самый катер, на котором он плавал в прошлом году со своим брательником Витькой по Вятке, если, конечно, у него его не конфисковали? Витька — браконьер еще тот! Рыбу не только сетями ловит, но и толом глушит. И девушек молоденьких из педучилища, где физруком работает, любит на катере катать. А некоторым, между прочим, нет и шестнадцати. Как бы на рыбнадзор не напороться! Да ну его, этот катер! Пусть плывет сам по себе! А мне бы на берег как-нибудь сойти.
Только он подумал об избавлении от Витькиного катера, как с изумлением обнаружил себя одиноко парящим посреди большой реки. Павлов протер глаза и начал испуганно озираться вокруг.
— Что это, галлюцинации или реальность? — думал он, — если это реальность, то я должен погрузиться в воду. Если галлюцинации, то я могу позволить себе делать все, что захочу, например, лететь, как птица…
Павлов замахал руками, и в самом деле полетел, но только как в том анекдоте про крокодилов: "низенько, низенько". При этом он чувствовал, что направление движения его полета от его воли нисколько не зависит. Его, как бы непроизвольно притягивало к чему-то или кому-то.
Пролетев некоторое время над поверхностью воды, он завис, примерно, в 100 метрах от низкого берега, поросшего кустарником, а местами ольхой, осиной и плакучей ивой. Тут он заметил плот, а на нем силуэт какого-то человека. Павлов машинально перекрестился и робко сделал несколько шагов в сторону берега. Вода под ним не расступилась. И тогда он быстро зашагал по водной глади, ни мало не заботясь о том, что такой способ передвижения может напугать незнакомца.
Подойдя к плоту поближе, Павлов разглядел молодого человека с длинным шестом в руках, разодетого в меха и кожу.
— Интурист или фарцовщик какой-то, — подумал он и закричал: Эй, товарищ!
Но слова почему-то застряли у него в глотке, как будто были произнесены в безвоздушное пространство. Он подошел еще ближе и ему показалось, что лицо парня ему знакомо.
— Да это же Мишка! — удивился он, опознав в коренастом блондине своего племянника — 17-летнего пасынка старшего брата Сергея.
Павлов обратился к племяннику по имени и спросил, что он здесь делает, но голоса своего снова не услышал. Тогда он запрыгнул на плот, на котором, как изваяние, застыл Мишка, и дотронулся до его плеча. Мишка вздрогнул, его остекленевшие глаза ожили, заморгали, а лицо побледнело и перекосилось от ужаса. Бросив шест, он обеими руками вцепился Павлову в горло, явно, намереваясь задушить, но, вдруг, пошатнулся и рухнул, как подкошенный. Вместе с ним упал на плот и Павлов, однако боли от удара никакой не почувствовал.
Через какое-то мгновение Павлов начал приходить себя и попытался подняться на ноги.
— Тело-то как затекло, будто деревянное! — удивился он.
В этот момент в голове у него противно зазвенело, потом он услышал громкий хлопок и почувствовал, что теряет сознание. Когда он очнулся, то с удивлением обнаружил себя лежащим на плоту и одетым в более чем странную одежду. Как обухом по голове, его оглушил многоголосый птичий хор, а в ноздри ударил терпкий запах багульника и гниющей коры.
Павлов поднялся на ноги и растерянно начал ощупывать себя с головы до ног. На нем были плотно облегающие тело куртка и штаны, искусно составленные из кусков шкур, сшитых между собой узорным швом. На ногах у него были легкие мокасины из замши, набитые травой, наверное, для теплоизоляции. Гардероб довершало подобие кепи из кожи и меха. Павлов снял головной убор и вытер тыльной стороной ладони со лба пот и начал строить различные предположения, одно другого нелепее:
— Белая горячка? Наркотические галлюцинации?
Он опустился на колени, заглянул в воду и ничего не увидел.
— Где же мое отражение? — испугался он и больно ущипнул себя за руку. Но ничего не произошло. Тогда он ущипнул себя еще раз. И опять тщетно.
Тут он некстати вспомнил булгаковского Степу Лиходеева, которого г-н Воланд переместил из нехорошей московской квартиры прямиком в Ялту на морской причал.
— Идиот! — корил себя Павлов, — ведь чувствовал, что здесь что-то не чисто! И надо было мне переться в эту командировку! Хорошо, если я где-то под Новосибирском, а не в Канаде или на Аляске?!
Он еще раз внимательно огляделся вокруг. Верховой ветер разметал облака, открыв блеклую синеву неба. Тени исчезали, и тайга обнажалась резкими очертаниями, как бывает в первые минуты рассвета. Проклиная все на свете, он выбрался на берег и сразу попал в непролазные заросли ольшаника и ивняка. Никакой тропинки!