…После ухода тетки, уже вечером, Оля остановилась перед зеркалом.
Белое платье, белые тапочки… Немудрено, что она подумала о том, что умерла, а потом воскресла – никогда у Оли не было подобной одежды! Хотя черный цвет она тоже недолюбливала…
Трикотаж на ощупь был мягким, ласкал ладони. Оля стянула платье через голову, принялась вертеть его в руках. В боковой шов была вшита этикетка – какая-то мудреная вязь, непонятно что обозначавшая.
– Вот ерунда… – с досадой пробормотала Оля, пытаясь разобрать вязь. И вдруг закорючки на этикетке сложились в слова – это было название известного английского дома моды. Оля ахнула.
«Наверное, подделка…» – попыталась уверить она себя, но что-то ей говорило, что сама ткань, да и крой платья, и то, как тщательно обработаны швы – слишком хороши для ширпотреба.
Белье под одеждой тоже было очень красивым и явно дорогим.
У Оли мороз пробежал между лопаток.
Она сняла с себя белые тапочки (кажется, такие называют «мокасинами»), тоже подвергла их пристальному изучению. И тапочки были явно не из дешевых…
– Господи, господи… Откуда у меня взялись эти вещи?!
Обычно Оля ходила в джинсах и водолазках, а летом предпочитала футболки (в конце концов, какая разница, что там у нее надето под медицинским халатом, ведь работала она в халате!). И лишь для торжественных случаев у нее было маленькое черное платье. («У каждой женщины должно быть маленькое черное платье!» – лейтмотив всех модных обзоров.)
Дрожа, Оля осмотрела себя со всех сторон. Ни синяков, ни ссадин. Осторожно пропальпировала себя везде – никаких неприятных ощущений. Гладкая, бархатистая, ухоженная кожа… Впрочем, она и раньше была такой. Маникюр на руках!!!
Дело в том, что по роду своей профессии Оля никогда не носила длинных ногтей, а теперь ногти у нее были длиннющие, невероятно ровные и покрытые лаком какого-то пугающего, абрикосово-розового оттенка – такой Оля в здравом рассудке ни за что бы не выбрала.
«Что же со мной было? Что я делала? – растерянно подумала Оля. – И где я находилась все это время?..»
Воображение рисовало самые невероятные картины.
Дело в том, что Оля всегда была очень сдержанным человеком, она даже не пила практически, боясь, что даже легкое опьянение помешает ей контролировать себя… А тут целых два месяца ее тело жило своей жизнью, пока сознание путешествовало неизвестно по каким далям!
«Надо сдать все возможные анализы, а потом записаться на прием к Юлиану Фаддеевичу! – тут же решила Оля. Юлиан Фаддеевич был известным психотерапевтом и вел прием на третьем этаже, в самом дальнем крыле их поликлиники. Когда он сталкивался с Олей в коридорах, то норовил назначить Оле свидание, а Оля неизменно отказывалась – психотерапевт был дамским угодником и к нему вечно была очередь из взбудораженных, томных особ женского пола…
Этот совет – показаться соответствующему специалисту, как уже упоминалось, Оля дала бы любому своему пациенту. Но стоило ей вспомнить о Юлиане Фаддеевиче, как решимости у нее поубавилось.
«Может, это и хорошо, что я ничего не помню? Кто знает, какие демоны владели мной, когда я ничего не соображала…» – обреченно подумала она.
Тетя Агния говорила, что ее искали с работы.
Оля быстро набрала телефон заведующей.
– Лариса Марковна, это я, Журавлева… Да-да, та самая пропавшая Журавлева, – вздохнула Оля.
Непосредственная Олина начальница была женщиной вспыльчивой и мстительной. Услышав в трубке Олин голос, она тут же высказала все то, что думала о своей подчиненной и вообще о людях, которые столь наплевательски относятся к своей работе.
– Ты уволена, Журавлева! – вопила Лариса Марковна. – По статье! Можешь прийти и забрать свою трудовую книжку! Взяла и пропала неизвестно куда! А кто работать будет?.. Где я замену тебе найду?.. А о коллективе ты подумала?.. Я сразу сказала Лякиной: «Марь Иванна, не надо нам брать эту Журавлеву, потому что в тихом омуте черти водятся!» Вот так оно все и вышло, по-моему…
Лякина Мария Ивановна была главной медсестрой в их поликлинике.
Оля терпеливо выслушала поток обвинений.
И лишь в конце своего монолога, немного отдышавшись, заведующая спохватилась:
– А где же ты была, Журавлева?.. Ты же дома на больничном сидела, да? А потом что?
– Сидела, – мрачно согласилась Оля. Ей совершенно не хотелось рассказывать вздорной Ларисе Марковне о том, как она, Оля, на целых два месяца выпала из этой жизни. «Придумала бы что-нибудь получше, Журавлева! – ехидно заметила бы заведующая. – Насмотрелась, поди, мексиканских сериалов и теперь про амнезию мне толкуешь. Не верю я тебе, Журавлева, и никто тебе не поверит!..»
– Ну и в чем дело-то?.. – нетерпеливо переспросила Лариса Марковна.
– Ни в чем. Вы совершенно правильно меня уволили.
– Нет, ты скажи… – в голосе заведующей слышалось плохо скрываемое любопытство.
И Оля не придумала ничего лучше, как повторить ту самую ложь, которую она преподнесла тете Агнии для ее спасения.
– Вы знаете, Лариса Марковна, что я потеряла ребенка, – вымученно произнесла она. – Я так тяжело переживала это, что была вынуждена уехать из города. Жила на даче, у подруги. Если честно, мне тогда на все было наплевать.
Лариса Марковна замолчала. Потом протянула неуверенно:
– Так бы сразу и сказала…
– Я и сказала, – огрызнулась Оля.
Лариса Марковна шумно вздохнула.
– Ты могла бы позвонить. Я, в конце концов, тоже женщина, поняла бы…
– Я не могла позвонить! – закричала Оля. – Я… я была не в состоянии! Я родной тетке не позвонила!
Лариса Марковна издала что-то вроде стона.
– Вот что, Журавлева… – неуверенно пробормотала она. – На самом деле мы еще твое увольнение не оформляли. Мне Марь Иванна говорила, что ты девушка слишком чувствительная, из-за ребенка наверняка переживаешь… Ты как, теперь в порядке?
– Теперь – да.
– Вот что… Я тебе больничный задним числом оформлю, а ты завтра выходи на работу. Все будет в порядке.
Оля от удивления потеряла дар речи. Она не ожидала такого поворота событий и мысленно уже распрощалась со своей работой.
– Сама понимаешь, кто сейчас в поликлинике согласится вкалывать… – бубнила Лариса Марковна. – И где я перед летом подходящего специалиста найду?.. Да их днем с огнем не сыщешь!
– Ну да… – растерянно согласилась Оля.
Лариса Марковна пришла в хорошее расположение духа и тут же, воспользовавшись удобным случаем, навесила на Олю какие-то дополнительные дежурства.
Оля была вынуждена согласиться.
Она положила трубку и задумалась. Теперь предстояло самое трудное – разговор с Викентием.
Но ему она собиралась рассказать только правду.
– …Оля! – Он ворвался, едва не сбив ее с ног, обнял, потом оттолкнул от себя. – Оля, что ты со мной делаешь?!
Викентий примчался через полчаса после того, как она ему позвонила – за это время Оля едва успела привести свои волосы в порядок и избавиться с помощью электрощипцов от вульгарных кудряшек. Эту процедуру она считала обязательной, и лишь потеря памяти могла служить некоторым оправданием того, что на голове ее буйно вились локоны.
– Кеша, милый, я сейчас все объясню…
Она протянула ему руки, и он не выдержал, снова обнял ее.
– Куда ты пропала?.. – забормотал он, уткнувшись лицом ей в шею. – Злая, жестокая, плохая… как же я люблю тебя!
– И я тебя люблю, Кеша, миленький, я тебя больше жизни люблю… – она не выдержала и заплакала.
Он сел на диван, посадил ее к себе на колени, принялся целовать ее без счета. Целовал и проклинал. Оля не узнавала своего жениха – кажется, она еще никогда не видела его в таком состоянии…