Земля снова содрогнулась. Еще немного — и на них могла рухнуть «жестяная крышка». Толпа народа действовала правильно: лучше попытать счастья за пределами купола. Бисеза потянула Майру за руку и повела к воротам.
Майра, все еще полусонная, жалобно причитала:
— Что это за землетрясение такое? Как думаешь, это бомбы рвутся?
— Бомбы? Нет. — Бисеза была уверена в том, что беженцев и демонстрантов, устроивших мини-войну у ворот, ведущих под купол, сейчас уже прогнала оттуда буря.
«А может быть, — с тоской подумала она, — они уже мертвы».
— Думаю, это вправду землетрясение.
— Но в Лондоне же не бывает землетрясений.
— Сегодня необычный день, детка. Не забывай, наш город стоит на глинистой почве. Если глину высушить, она проседает и трескается.
Майра фыркнула:
— Цены на недвижимость сильно упадут.
Бисеза рассмеялась.
— Пошли. Еще немножко. Посмотри, вон ворота… За открытыми нараспашку воротами было хорошо видно багровое небо Мятущиеся толпы, надвигавшиеся с разных сторон, образовывали очередь к выходу. Бисеза и Майра осторожно продвигались вперед.
Это была типично лондонская толпа. Лица людей отражали их происхождение из всех расовых групп планеты. Лондон стал этническим котлом задолго до Нью-Йорка. В толпе встречались молодые люди и пожилые, дети на руках у родителей, старики, которых поддерживали под руки их родственники. Согбенные старушки в инвалидных каталках, детишки с вытаращенными глазами в колясках и тележках из супермаркетов. Когда один старик упал, две молодые женщины бросились к нему, подняли и повели дальше.
Вид у всех был измученный и растрепанный. Легкая одежда, промокшая от пота. У мужчин — слипшиеся волосы, у женщин — распухшие ноги. Но никто не паниковал, никто не толкался, не дрался, хотя рядом не было ни полицейских, ни военных — вообще никаких представителей властей и органов правопорядка.
«Люди держатся, — думала Бисеза. — Выручают друг друга».
Майра сказала:
— Как в войну, во время бомбежек.
— Да, наверное.
Сердце Бисезы наполнилось необычайной любовью к этим измученным, мужественным, говорящим на разных языках лондонцам. В первый раз за день она вдруг поверила, что они и в самом деле смогут все это пережить.
Толпа выливалась из ворот и оказывалась на открытой местности. Бисеза, крепко сжав руку Майры, вышла в изменившийся мир, мир воды и пламени.
Над дымом плыли плотные тучи, некоторые из них просто кипели. То и дело вспыхивали громадные молнии. Казалось, небо за тучами полыхает. Его закрывали гигантские ярко-алые полотнища. Земля словно бы вертелась внутри раскаленной духовки. Возможно, над Лондоном снова играло красками полярное сияние.
А внизу, в городе тут и там полыхали пожарища. Воздух наполнился дымом, на липкую от пота кожу Бисезы садились хлопья пепла. Пахло грязью, пылью и гарью — и еще чем-то вроде паленого мяса. Ливень немного утих, но на всех лужайках, во всех водостоках осталась стоячая вода, и свет от пламенеющего неба отражался от мокрого асфальта и крыш домов. Зрелище отличалось странной, неземной красотой. Багряный цвет небес проливался на землю.
Майра указала на запад.
— Мам. Посмотри. Там Солнце.
Бисеза обернулась. Но увидела она, конечно, не Солнце, а щит, который по прошествии стольких часов все еще держался на своем месте и продолжал защищать Землю. Он представал сейчас в виде круглой радуги с темно-фиолетовым «бычьим глазом» в середине и более яркими цветами ближе к краю. Самый край светился злобным оранжевым цветом. Дальше края полыхала ослепительная корона, обрамленная искрами и нитями, легко различимыми невооруженным глазом.
Но это страшноватое «солнце» опускалось к горизонту на западе, и его постепенно заслоняли дымы лондонских пожарищ.
— Совсем недолго до заката осталось, — проговорил кто-то. — Еще минут двадцать, и больше мы эту пакость не увидим.
Краем глаза Бисеза уловила какое-то мелькание. Кто-то сновал под ногами у людей. Это были собаки, лисы, кошки и, похоже, даже крысы. Они бесшумно ускользали из-под рушащегося купола и разбегались по выгоревшим улицам за его пределами.
Пошел теплый солоноватый дождь. Выбритую макушку Бисезы защипало. Она крепко обняла Майру.
— Пошли. Нам нужно где-то спрятаться.
Вместе со всеми остальными они стали торопливо пробираться вперед по развалинам Лондона.
45
Марсианская весна
Хелена Умфравиль брела по коричнево-красной равнине.
Она подошла к небольшому холму, взобралась на него, но дальше лежала такая же каменистая местность. Она неохотно пошла дальше.
Хелена устала как собака, а тяжелый космический скафандр еще никогда не казался ей таким тяжелым. Она понятия не имела о том, сколько времени уже идет. Наверняка несколько часов. И все же она продолжала путь. Больше делать было нечего.
Но вот она подошла к краю обрыва и остановилась, тяжело дыша. Перед ней лежал лабиринт расселин и скал, склоны которых были испещрены небольшими кратерами. В разреженном послеполуденном марсианском воздухе все вокруг было видно до самого горизонта. Правда, от этого зрелище теряло масштабы; здесь не было той дымки, которая смягчала острые углы и придавала Большому Каньону на Земле ощущение трехмерной грандиозности. Хелена видела перед собой как бы прекрасную картину, выполненную в сдержанной марсианской гамме цветов — охристого, красного и темно-оранжевого.
Ничего интересного. Ущелий на Марсе было — хоть отбавляй. На самом деле Хелена просто разозлилась на это ущелье. И совершенно напрасно. В конце концов, оно было ни в чем не виновато. Она сделала пару глотков воды из запасов в скафандре. Вода заканчивалась.
В самые страшные часы бури Хелена пряталась в своем «Бигле», поставив вездеход под скальным навесом. Только такое укрытие у нее и было. Ее защищала обшивка вездехода, а скафандр очень старался спасти ее от перегрева. И она осталась в живых — хотя прекрасно знала, что схлопотала дозу радиации, близкую к смертельной.
Правда, теперь все это носило чисто теоретический характер.
Продолжив путь на вездеходе, она обнаружила местоположение источника сигналов, который должна была изначально разыскать, и, выйдя из машины, отправилась в сторону источника.
В конце концов это оказался всего-навсего маячок, маленькое непилотируемое устройство на трех посадочных опорах, высотой не больше роста Хелены. Маячок стоял и тоскливо сигналил. Возможно, он предназначался для обозначения места посадки для звездолета, который за ним так и не последовал. А вот гадать, кем послан был сам маяк, не приходилось: на всех инспекционных панелях красовались надписи, выполненные китайскими иероглифами.
Она проделала такой путь без всякого толка, но заплатила за это дорогой ценой. Когда она вернулась к своему верному «Биглю», оказалось, что машина вышла из строя. Вот так. Несмотря на то, что вся электроника вездехода по идее была бронирована по военным стандартам, она явно не выдержала атаки Солнца. Все важные системы, включая систему жизнеобеспечения, теперь были мертвы, как Марс.
Такие дела. Без вездехода Хелена не могла вернуться на базу в Порте Лоуэлле. Резервов скафандра могло хватить еще на несколько часов, а за это время до нее не добрался бы другой вездеход. Она была жива, она дышала, она чувствовала себя такой же здоровой, как сутки назад, но она была обречена на гибель суровыми формулами выживания на Марсе.
Конечно, не она одна должна была погибнуть сегодня в Солнечной системе.
«Хоть в одном я особенная», — думала Хелена.
Не она была первым человеком, ступившим на Марс, но она станет первой, кто здесь умрет. Пожалуй, ради этого стоило родиться.
Свой долг она собиралась исполнить до конца. Для таких случаев космические агентства всегда предусматривали определенные процедуры. Если бы Хелена погибла в космосе (подобные случаи представители НАСА оговаривали еще несколько десятков лет назад, когда была обитаема Международная космическая станция), ее тело поместили бы в мешок, и этот мешок болтался бы за бортом до тех пор, пока не появится возможность доставить его на Землю. Здесь же, на Марсе, Хелена была обязана выполнить долг перед планетой, перед ее хрупкой биосферой; она не имела права загрязнять ее своим разлагающимся трупом. На самом деле ей даже ничего не нужно было делать, нужно было только неподвижно стоять здесь. Как только отключатся обогреватели скафандра, она быстро заморозится, превратится в ледышку, и тогда погибнут все бродячие микробы, завезенные ею с Земли. Возможно, скафандр даже не упадет.