— Госпожа Аллистериэль. Она очень волновалась за вас… Вы пропали без вести, и никто не знал, что и думать…
— Благодаря этой молодой особе, которую вы все так сверлите взглядами, я таки вернулся домой вовремя! — перебил его Оллавиэль, уже стоя на твердой земле и одной рукой держа малышку за руку.
— Но господин! Простите великодушно, что приношу вам дурные известия, но госпожа…
Его снова самым наглым образом перебили. На этот раз для разнообразия истошный женский крик.
— Снова схватки, — сказала старая кухарка, а сердобольная горничная, стоящая рядом расплакалась.
Оллавиэль не помнил, как оказался на верхних этажах, как вломился в комнату жены, до смерти перепугав врачей и акушерок, и точно не смог бы объяснить, какого лешего он приволок с собой подмышкой девчонку.
Да и не думал он об этом. Там, в страшных муках умирали его жена и ещё не родившаяся дочь. Аллистериэль, его любимая прекрасная жена, сейчас не была похожа даже на бледную копию самой себя.
Она переволновалась, пока его не было, и схватки начались преждевременно. Ни она, ни ребенок не были готовы. И вот, ребенок выходил вперед ногами, и это практически разорвало её пополам.
Врач объяснил, что ребенок уже мертв. Сколько ещё осталось его супруге — неизвестно. Но смерть станет для неё избавлением. К сожалению, семья не сможет с ней проститься. Аллистериэль уже практически совсем обезумела от боли, и только чудо смогло бы вернуть ей рассудок хоть ненадолго. К сожалению, медицина такого чуда сотворить пока не может.
Неожиданно, Оллавиэль дал знак врачу молчать. Что-то вокруг изменилось, и он не сразу понял, что. А когда понял, сразу бросился в комнату к жене. Она больше не кричала. Он представил себе худшее. Неужели Аллистериэль умерла?!
Но к счастью, она лежала на кровати и смотрела на него абсолютно ясными глазами. Дыхание было тяжелое и прерывистое, но она смотрела на него осмысленным взглядом. Ещё больше его поразил тот факт, что девочка, которую он привез собой из лесу, сидела у изголовья его жены, положив одну руку ей на лоб, и плакала.
— Подойди дорогой, у нас мало времени. Я чувствую, долго она не сможет унимать мою боль.
Как под гипнозом он наклонился к умирающей супруге.
— Прости меня, родной! Я не уберегла нашу дочь…
— Ты не виновата!
— Возможно! Послушай меня, возлюбленный супруг. Береги наш дом и наш род, заботься о нашем сыне, не оплакивай меня слишком долго, найди себе достойную супругу и живи дальше!
— Я люблю тебя, Аллис, — нежно обратился он к супруге так, как обращался только тогда, когда они оставались наедине.
— Я тоже люблю тебя, Олли!
— Как мне жить без тебя?
— Олли…
Она больше ничего не успела сказать — её тело забилось в конвульсиях. В судорогах забилась и девочка, не успевшая разорвать контакт. Оллавиэль, несмотря на горе, среагировал мгновенно — подхватил на руки ребенка и отнес в сторону. В тот вечер в сознание она так и не пришла.
. . .
Со смерти Аллистериэль прошло уже почти четыре дня. Оллавиэль оплакивал супругу, и, казалось, помешался в своем горе. Он не позволял похоронить ни её, ни мертвую дочь, которую из покойницы, к слову сказать, пришлось просто выдирать, не покидал спальню покойницы, и практически не спал.
Туда же, в спальню ему приносили еду, хотя он практически ничего не ел…
Неизвестно сколько бы продлилось такое его состояние, если бы он не случайно услышанный разговор двух служанок, в саду под окнами спальни. Они как раз собирали листья и болтали о своем, о женском. Косметика, тряпки, мужчины… Обычный женский треп.
Сами понимаете, на таком фоне особо не погорюешь. Особенно его достали разговоры типа бедный хозяин, как он теперь и так дальше. Наконец, терпение его иссякло, и он пошел к окну, что бы разогнать болтливых слуг, но тут услышал то, что заставило его передумать:
— … а я тебе говорю, дочка это евойная! — вещала немолодая служанка, в переднике и чепчике.
— Да где ж ей взяться дочке то? — удивлялась, правда наигранно, вторая служанка, явно по моложе.
— Ясное дело, нагулял на стороне…
— Да как он мог её нагулять, если он жену свою так любит, что скоро сам возле неё сляжет?! — недоумевала теперь уже искренне вторая служанка.
— А может случайно, где вышло? По пьяни! — назидательно подняла вверх палец служанка постарше.
— Ну, разве, что так! — согласилась с ней "коллега". — По пьяни все бывает.
— Дуры вы! — вклинился в разговор голос разума в виде дворецкого. — Ну, какая она ему дочь? У всех эльфийских полукровок волосы светлые, а глаза голубые!
— А у этой волосы черные как ночь! — всплеснула руками служанка в передничке.
— А глаза! — схватила её за руку вторая служанка. — Ты глаза то видела?!? Не глаза, а глазищи! На пол лица!
— А зеленые! Батюшки, просто до жути! — эмоционально воскликнула служанка по старше.
— А смотрит то как! — вклинился в разговор дворецкий. — Будто насквозь тебя видит!
— Точно-точно! — поддакнула служанка по моложе.
— Ох, помяните мое слово, не к добру у девки такие глаза! — поучительно начала было рассказывать служанка в передничке, но дворецкий её неучтиво перебил.
— Ой, да оставьте вы эту девку в покое! Все равно такими темпами ей недолго осталось! — махнул на них рукой дворецкий, будто говорил, что в гостиной нужно полить цветы
— В каком смысле? — живо заинтересовались служанки последними новостями, и даже подошли к нему поближе, чтобы не пропустить ничего важного.
— Да девчонка больно дикая, никого к себе не подпускала, пока ходить могла да на своем непонятном языке рычала! А щас лежит он пластом, уже и шевелиться не может, а все равно рычит!
— Батюшки, а что ж дитя то не ходит? Аль хворь, какая приключилась? — уже по-настоящему всполошилась сердобольная старушка.
— Да какая там хворь! — отмахнулся от неё дворецкий, словно она ему про не выбитый ковер напоминала. — Не ест она ничего, и не пьет! От такого кто угодно загнется!
— Что же она ничего не ест? — удивленно переглянулись служанки.
— Первое утро ела и пила, — принялся рассказывать Лиаминиэль. — Но потом она хотела пройти в спальню к нашему господину, а я её оттуда прогнал. Не до неё ему было!
Служанки одобрительно кивнули головами, мол, горе у него, а тут она. Под одобрительные кивки дворецкий загордился и продолжил:
— Несколько раз её оттуда гонял! Представляете?! Пришлось даже выпороть, что бы неповадно было!
— Как выпороть? — удивилась служанка помоложе.
— Как-как! Розгами! — язвительно пояснил дворецкий.
— Как розгами?! Дитятко малое такое розгами?! — вытаращила на него глаза старуха.
— Ага! Так эта паршивка чего удумала! — снова продолжил свой рассказ Лиаминиэль, словно не замечая неодобрительных взглядов со стороны женщин. — Сбежать пыталась!
— Еще бы! — неодобрительно посмотрела в его сторону служанка в передничке.
Дворецкий воспринял это негодование насчет девчушки, и продолжил:
— Вот-вот! Несколько раз стражники её отлавливали и ко мне приводили! Надоело мне все это! Вот я её и отходил хорошенько! Что бы пока хозяин не даст на то распоряжений не лезла, куда не просят! И знаете что? — хитро спросил он у застывших от ужаса служанок. — Подействовало! Она потом до конца дня не то, что сбежать, встать с кровати не могла!
— Так она, что же умирает от того, что ты её выпорол? — спросила служанка помоложе каким-то странным голосом.
— Нет, конечно! — удивился её глупости Лиаминиэль. — Просто после этого она уже не берет у нас ни еды, ни воды!
— Так ведь помрет она от голода! — воскликнула служанка, но Оллавиэль уже не разбирал какая. Он перегнулся через окно, так что бы его стало видно и, однозначно, слышно.
— Лиаминиэль, — тихим и страшным голосом спросил Оллавиэль, — где девочка?
Дворецкий сглотнул и под прямым взглядом хозяина проблеял:
— Мы выделили ей коморку, где складывают не нужные вещи вашего сына, там как раз стояла его старая кровать, у которой с одной стороны отломан крепеж…