— И так дойдем, здесь недалеко, — с напускной бодростью сказал я.
— Мне надо скорее домой, — дрогнувшим голосом сказала Наташа, и внезапно выбежала на середину дороги, подняла руку и закричала:
— Пожалуйста, остановите! Пожалуйста!
Я обернулся — к нам приближался какой-то велосипедист — на дороге прыгало светлое пятнышко от фары.
— Что случилось? — около нас остановился высокий мужчина, и я сразу узнал в нем дядю Кирилла, электромонтера с нашей улицы.
— Да вот велосипед сломался, — тяжело вздохнул я.
— А мне надо скорее домой, — чуть не плача произнесла Наташа. — Пожалуйста, отвезите меня домой…
— Какие могут быть разговоры?! Садись на раму, — дядя Кирилл позвонил в звонок, как бы подчеркивая, что доставит Наташу с полным комфортом.
— А как же ты? — обратился он ко мне. — У меня багажника нет, а твой будем перекручивать, провозимся неизвестно сколько.
— Доберусь! — буркнул я.
— Ну, конечно, чего там! — дядя Кирилл махнул рукой. — Через полчасика доберешься.
Наташа подбежала к моему велосипеду, отвязала бидон и быстро вернулась к дяде Кириллу. Он подсадил ее на раму и бросил мне:
— Полный вперед, за нами! — и снова позвонил, как бы приободряя меня.
— До свидания! — крикнула Наташа, когда они отъезжали.
Выходя из леса, я чувствовал себя жутко подавленным. Меня не огорчал сломанный велосипед и не пугала темнота — было обидно от неожиданного предательства. Я даже не спешил домой; толкал перед собой велосипед и еле перебирал ногами… А впереди уже один за другим зажигались огни на окраине городка.
В ту ночь долго не мог уснуть — горечь обиды переполняла меня.
Проснулся от стука — кто-то кидал в окно… ягоды малины; все стекло было в красных подтеках. Вскочив с кровати, я распахнул окно и увидел перед крыльцом Наташу с банкой малины в руках.
— Прости меня, пожалуйста, — тихо сказала она, когда я вышел из дома. — Знаешь, как мне попало дома… И когда стемнело в лесу, мне стало страшно… Не сердись, пожалуйста…
«В самом деле она могла испугаться, ведь она девчонка», — подумал я. Мне вдруг захотелось сказать ей что-нибудь хорошее, но я только сказал:
— И не сержусь я вовсе…
— Хочешь, завтра поедем на речку купаться? Только утром, чтобы днем вернуться. — Наташа посмотрела мне прямо в глаза.
— Не на чем ехать! Велосипед-то сломался.
— Ничего! И так сходим. Хочешь? — Наташа улыбнулась и протянула мне банку с малиной. — Это тебе…
И радость и грусть одновременно нахлынули на меня. Радость — от предстоящего романтического похода на речку, грусть — от того что Наташа через несколько дней уезжала. О велосипеде и думать не мог — сразу боль пронзала сердце. Если бы не Наташа, просто не знаю, что было бы со мной. Вообще, я не представлял, как буду жить дальше без нее и велосипеда.
Пожарный
Кроме дяди, старого холостяка, большого любителя охоты и невероятного аккуратиста, у меня был еще один дядя — пожарный, правда, пожарный-любитель, но, это для меня не имело значения. Этим своим дядей я гордился больше, чем ребята, у которых отцы и дяди были артистами, крупными начальниками или даже военными в больших чинах.
— Чтобы быть пожарным, нужно быть смелым, ловким и сообразительным, — говорил я ребятам. — Но эти три качества редко бывают у одного человека. Обычно как? Человек сильный и смелый, но неуклюжий. Или ловкий и сообразительный, но хилый и трус. Вот поэтому и мало хороших пожарных, вот поэтому они и приезжают к шапочному разбору, — заключал я и, как образец идеального пожарного, приводил в пример дядю.
В отличие от дяди-холостяка, дядя-пожарный имел большую семью, слыл добропорядочным образцовым семьянином, но и чудаком. В самом деле у него было несколько странных привычек. Например, по пути на работу он на ходу читал газеты, и часто сталкивался с прохожими, а то и врезался в столбы электропередачи. Дядя вечно носил рубашки с драными локтями, тем самым подчеркивая, что для него внешний вид не имеет никакого значения — он был первым «хиппи» во всем нашем городке, да и во всей стране. Жене он категорически запрещал зашивать рубашки, а любопытным объяснял:
— Порвал на пожаре! В жару чрезвычайной удобно — хорошая вентиляция, — и улыбался, довольный своим юмором.
Дядя-пожарный жил в нашем дворе, в доме напротив; у входа в его квартиру красовалась надпись: «Чины, звания и плохое настроение оставьте за дверью!». Этим дядя давал понять, что ценит в людях личные качества и хороший характер, а не должности, которые они занимают. Стоило в нашем дворе появиться участковому или коменданту общежития, или, чего доброго, районному инспектору, как многие начинали лебезить и заискивать перед высоким начальством. Многие, но не дядя — он-то со всеми говорил одинаково и любому начальнику мог сделать внушение, если тот халатно относился к своим обязанностям или разговаривал с жильцами в неуважительном тоне. У дяди было сильно развито чувство собственного достоинства.