Лёнька хотел спросить, для чего же предназначен этот волшебный напиток, но тут увидел, что домовые перестали облизывать лапы. Вместо этого они подходили к жениху с невестой и брызгали в них брагой или оглаживали Пилу и Соловушку мокрыми лапами.
— Они попробовали напиток и сочли, что он приготовлен правильно, — комментировал Кадило.
— А сейчас что они делают?
— Единят суженых.
— Как это?
— Когда брага в чашке кончится, Пила и Соловушка станут мужем и женой. Их уже никто и ничто не сможет разлучить до конца жизни…
Единение суженых сопровождалось негромким монотонным пением, в котором нельзя было разобрать слов, подстать песне были движения — тягучие, замедленные, как будто домовые танцевали во сне. Лёнька обратил внимание на их лица, выражение которых у всех было одинаковое — блаженно-отсутствующее, — и вдруг понял, что домовые опьянели от волшебной браги… Даже Кадило, который лишь нюхал её пары, прикрыл глаза и чему-то загадочно улыбался. И в это самое время неподалёку от того места, где они прятались от домовых, Лёнька заметил какое-то шевеление. Сперва над полом показалась чья-то всклокоченная голова, потом плечи, а потом… Лёнька похолодел, когда понял, кто перед ним.
Ведьма Федосья поднялась на чердак по той самой лестнице, которую отверг Кадило, и теперь по-хозяйски осматривалась. Жёлто поблёскивали в темноте её глаза.
Лёнька тронул Кадилу за плечо — тот мутно посмотрел на мальчика и расплылся в бессмысленной улыбке. Лёнька изо всех сил затормошил домового. Кадило прижал палец к губам, сказал Лёньке: «Ш-ш-ш» — и уронил голову себе на грудь.
Мальчик в отчаянии посмотрел на домовых. Они продолжали совершать обряд, загипнотизированные волшебным напитком, и, конечно, не замечали Федосью. А она, оценив обстановку, заковыляла к свадебному столу.
«Если брага сейчас кончится, Пиле и Соловушке уже никто не помешает», — с надеждой подумал Лёнька и даже высунулся из-за мешка, но ведьма заглянула в чашку — и на её губах зазмеилась улыбка. Никем, кроме Лёньки, не видимая, она вытащила из своих лохмотьев какую-то склянку… Лёнька подался вперед. Федосья откупорила склянку. Мальчик поднялся во весь рост. Ведьма занесла руку над свадебной чашей…
— Стой! — закричал Лёнька, вырываясь из своей засады.
Старуха удивлённо повернула голову, рука её дрогнула, и Лёнька, подскочив к Федосье, выхватил у неё колдовское зелье.
— Вот! — крикнул он и со всего размаху грохнул склянку об пол. — Вот, вот, вот!.. — Лёнька давил ногами осколки стекла и отвратительно пахнущую чёрную жидкость…
Откуда-то налетел сильный ветер. Он поднял пыль и мусор на чердаке, и Лёнька закрыл глаза руками. Было слышно, как ветер с шумом расшвыривает старые вещи… Вдруг он утих.
— Лёня, — услышал Лёнька и открыл глаза.
Перед ним стоял Толмач, чуть поодаль — остальные домовые. Ведьму на чердаке мальчик не увидел.
— А где… Федосья? — спросил он, смахивая приставшую к влажной щеке пушинку.
— Ты можешь больше не бояться её, — ответил Толмач и положил свои лапы на плечи Лёньке. — Да и все мы теперь надолго забудем о ведьме, потому что сегодня ты оказался здесь и сделал то, чего мы ожидали.
— Ожидали?!
— Видишь ли, мальчик, во время ритуала с напитком мы становимся беззащитны — перед ведьмой и перед любой злой силой, угрожающей нам. Ты — человек и не можешь охмелеть от нашей браги. Но главное — у тебя смелое и любящее сердце. Мы не сомневались, что ты встанешь на защиту своих друзей.
Лёнька хотел спросить, почему домовые в таком случае не взяли его с собой и не попросили о помощи, но вспомнил встречу с «дядей Гришей» у колодца и всё понял. И тогда он спросил:
— А если бы я не пришёл?
Толмач улыбнулся:
— Мы слишком хорошо знаем Кадилу.
— Так вы подбросили ему «галку»… нарочно?!
Домовые рассмеялись, громче всех веселился Панамка.
— Ну, может, ты всё-таки покажешься? — спросил Толмач, обращаясь к пирамиде из грязных мешков.
Кадило встал и вразвалочку направился к домовым. Он определённо не знал, как держаться. Кадило хотел обвести домовых вокруг пальца, а получилось, что его самого перехитрили, использовали как пешку в чужой игре.
— Ну, спасибо тебе, — сказал Кадилу Толмач.
Что угодно ожидал услышать Кадило, но только не это спасибо.
— За что?! — изумился он.
Толмач сделал вид, что задумался.