– Присядем, Федя, – сказала Татьяна, и все трое опустились на землю. – Так уж случилось… Ты ведь помнишь, как Федосья отбивала у меня Николая? С приворотом кормила и поила… Да всё напрасно, пока я была рядом. Сметала моя любовь её чары, как ветер пыль с дороги. Тогда и решила Федосья меня извести. В ту пору ей со мной не справиться было, силёнок не хватало, она и поехала в другой район, к крепкой ведьме. Та и отыскала на меня средство.
Сделалось мне совсем худо, ни о чём думать не могу, кроме как о смерти. Наконец решилась: утоплюсь. Сорвалась – и через лес к реке… Да тут попалась на глаза дедушке лесовому, он меня и остановил. У себя приютил. Принялся выхаживать… Только когда прежний разум ко мне вернулся, Коли уже не было…
Татьяна умолкла, и сейчас, глядя на неё, Лёнька до конца поверил, что перед ним – женщина, прожившая много долгих-долгих лет…
– Чего ж ты не вернулась, Танюша? – повторил Акимыч свой вопрос. – Или леший не пускал?
– Не могла я вернуться, – ответила она. – Не могла тогда Федосью простить.
– А потом простила, что ли? – недоверчиво спросил Акимыч.
– Потом простила.
– Ну, уехала бы куда-нибудь… подальше от неё.
Татьяна сидела, обняв свои колени и вороша босой ступнёй слежавшиеся хвоинки.
– Боялась я поначалу из леса уходить. Тут хорошо, спокойно, а там…
– А потом? – осторожно спросил Акимыч.
– Потом… начала я кое-что понимать, чего раньше не понимала да так бы и не узнала, если б не сделалась отшельницей. А когда я всё это уразумела, возвращаться стало незачем.
– Да как же ты тут одна-одинёшенька столько лет прожила? – сокрушался Акимыч. – Неужто не тянуло к людям?
– Как не тянуло?.. Человек же я всё-таки… Я за вами следила, старалась из виду не выпускать, помогала…
– Помогала? – удивился Акимыч. – Чем это?
– Мыслями, Федя. В мыслях-то силы больше, чем в руках да ногах.
– Ну, ты прямо как Егор Сеничев, – усмехнулся дед Фёдор. – Видно, не зря здесь время провела… ровно сподвижница какая. А всё ж таки интересно, как в лесу выжить можно? В смысле питания и вообще… Зимой, опять же, каково?
– Да здесь, Федя, есть всё, что человеку нужно!.. Ему остаётся лишь руку протянуть… но протянуть с любовью, благодарностью. Лес и накормит, и напоит, и согреет. А одежонку я выменивала в дальних деревнях на грибы да на ягоды… Бывало, и деньги так зарабатывала, чтобы поехать в Синий Бор, во Владимирово… Даже в Москву однажды ездила. Хотелось увидеть, как там люди живут. Я только своим старалась не показываться.
– А чего ж к нам вышла, Танюша? – спросил Акимыч.
– Есть на то причина, – она тряхнула своими невозможными волосами. – Скажи лучше, Федя, куда это вы направляетесь?
– А ты догадайся.
– Догадываюсь, – отшельница впервые повернулась к Лёньке. – Значит, тебе нужен клад?
– Не знаю, – ответил мальчик. – Я бы хотел одновременно увидеть все клады мира. Акимыч говорит, можно.
– Конечно, можно, – подтвердила Татьяна. – Но не только. Цветок папоротника, он, Лёня, собирает в себя силу всех земных растений. И тот, кто его сорвёт, на какое-то время получит это могущество… Тогда человек может видеть клады… и многое другое.
– А что?
– А что, ты сам узнаешь, – улыбнулась женщина. – Я к вам вышла, чтобы проводить к цветку.
– Повезло нам с тобой, Танюша! – обрадовался Акимыч. – А то где его искать? Опять же, не так страшно будет!..
– Страшно вам не будет, – сказала отшельница. – Вы только идите за мной и по сторонам не смотрите.
– Ишь ты, не спят, значит, чёрные колдуны? – спросил Акимыч, и Татьяна кивнула.
– Кто, кто не спит, дедушка? – беспокойно спросил Лёнька.
– Ну так ночка-то особенная, – ответил старик. – Я тебе не говорил, не хотел пугать, а на Ивана Купала все ведьмы, все колдуны в лес идут, обряды всякие совершают, собирают травы для своих поганых дел…
– И папоротник?
– Нет, – сказала вместо Акимыча Татьяна. – К папоротнику они и близко подойти не смеют. И оттого ещё больше свирепеют и злятся на Божий мир. Пойдёмте.
Она поднялась с земли и довольно быстро пошла – сначала по тропинке, а затем свернула в чащу. И удивительное дело – густые заросли перед отшельницей расступались, а сосны убирали с её пути свои мохнатые лапы… Шедший следом Лёнька от такого дива даже рот открыл.
Замыкал шествие Акимыч. Он, как велела Татьяна, старался не смотреть по сторонам, но краем глаза улавливал то блуждающие в темноте огоньки, то чьи-то неясные тени… Вдруг справа от путников что-то громко и дико захохотало. Лесная хозяйка вскинула руку – хохот захлебнулся и затих.
Лёньке было легко идти вслед за Татьяной, но вот его ногам стало что-то мешать: кустарник не кустарник, а какая-то высокая, упругая трава. В воздухе появился необычный запах, который мальчику даже не с чем было сравнить. И когда женщина остановилась, Лёнька понял, что их со всех сторон окружает папоротник.