– Ну и что?
– Кажись, смог бы. Ну, ладно, беги домой, вишь, темень нынче какая…
…Лёжа в своей постели, Лёнька думал о том, что Валентина сейчас наверняка летает и видит разные диковинные страны, о которых Лёнька не имеет даже представления… Ему вдруг стало так жалко себя, что зачесались глаза. Потом Лёнька представил, как Валентина летит к далёкой планете – крошечная и хрупкая – в чёрной необозримости космоса, и чуть не заплакал – на этот раз от пронзительной жалости к ней…
Затем Лёнька вспомнил, что Валентина обещала научить летать и его. Он тут же представил, как они поднимаются над Песками и, взявшись за руки, плывут в тёплом небе, подобно облакам, а внизу медленно течёт земля… Мальчик так размечтался, что не заметил, как в комнате появился Хлопотун.
– Лёня, – негромко позвал домовой.
– А?.. Что? Кто это? – Лёнька протёр глаза, как человек, внезапно разбуженный после крепкого сна. – Что случилось?
– Ничего, – ответил Хлопотун. – Нам с тобой пора на посиделки.
– Посиделки?..
Лёнька не знал, что ответить, в эту ночь он впервые предпочёл бы одиночество компании домовых…
– Я всё понимаю, – глуше обычного проговорил Хлопотун. – Но тебе нужно пойти, Лёня.
Не говоря ни слова, мальчик выскользнул из постели и быстро оделся.
…В доме Егора Сеничева Лёнька увидел, кроме прочих, Пилу и Соловушку.
– Здравствуйте… то есть… доброй ночи, – сказал им Лёнька. – Как поживаете?
– Благодарствуй, хорошо поживаем, – ответила Соловушка. – Федосья нас не трогает, а больше нам ничего и не нужно.
– А чего больше-то? – подхватил Пила.
Лёньке показалось, что оба они, тем не менее, чем-то озабочены или взволнованы. Мальчик перевёл взгляд на Толмача.
– Садись, Лёня, – сказал старый домовой. – Мы тебя нынче потревожили, ну да уж не взыщи.
– Ничего, – ответил Лёнька, присаживаясь на лавку. – Я думал, случилось что-нибудь…
– И то, – сказал Толмач. – У нас каждый день что-нибудь да случается. Вот Пила женился, Выжитень домой к себе вернулся…
– Я, я тоже теперь в доме живу!.. – крикнул нетерпеливый Панамка.
Этого Лёнька не знал:
– Ты – в доме?.. У Мойдодырова? А если он…
– Нет, он согласен.
– Откуда ты знаешь?
– Ха! – сказал Панамка. – Я все его мысли про нас читал… с тех пор, как он в город приехал. Сперва он хотел дачу продать. Затем подумал, что, если кто купит дом с нечистой силой, то потом ему, Мойдодырову, не поздоровится. Он тогда в библотеку пошёл…
– В библиотеку, – подсказал Лёнька.
– Ну да, где книжки… И говорит: дайте мне такую умную книжку, в которой было бы про домовых написано. Вот дали ему такую книжку, он и прочитал, какие мы хорошие и как нас в дом нужно зазывать. В эти выходные приедет… меня зазывать, а я уже в его доме живу!..
– Здорово! – воскликнул Лёнька. – Я его тогда в лес свожу, а то обещал…
Домовые переглянулись, и опять мальчику показалось, что они знают что-то такое, что неизвестно Лёньке, но почему-то молчат…
– Вот видишь, Лёня, – снова заговорил Толмач, – как много всего произошло с того дня, как ты приехал в Пески… Помнишь, как ты в первый раз зашёл в этот дом?
– Помню, – ответил Лёнька, томимый какою-то неясною тревогой.
– И как я сомневался в тебе? Но твой Хлопотун оказался мудрее меня. То, что должно было случиться, случилось…
«Нет, не хочу!.. – взмолился Лёнька, чувствуя, как что-то неотвратимое надвигается на него. – Я ничего не хочу!.. Пусть всё останется по-прежнему!..»
Кто-то из домовых прерывисто вздохнул. Рядом с Лёнькой часто-часто засопел Панамка.
– Ну, тогда расскажи нам свой сон в ночь на Ивана Купала, – попросил Толмач, и в его голосе больше не было пугающих ноток.
– Конечно! – с облегчением выдохнул Лёнька. – Я видел наши Пески!.. Какими они станут в будущем. Дома такие, как в сказке… Есть совсем новые, ещё стружкой пахнут… Усадьбы большие, больше, чем у бабушки, наверное, раз в десять. В каждой усадьбе – сад.
Панамка потеребил Лёньку за рукав:
– А домовые там были?
– Домовые, наверное, спали… Был день…
– Ну а людей-то ты видел? – спросил Выжитень.
– И людей не видел…
Тогда, во сне, это не показалось Лёньке странным, но сейчас он задумался: кто-то ведь жил в этих расписных теремах, кто-то обрабатывал поля за деревней, иначе весь Лёнькин сон – просто фантазия, мираж в пустыне забвения… И вдруг его память озарила короткая и яркая вспышка.
– Вспомнил! – закричал он и даже вскочил с лавки. – Я видел детей!.. Дети!.. Они играли в саду, и их было много!.. Как я мог про это забыть?!
– Ну, если ты видел детей, значит, всё в порядке, – довольно проговорил Толмач, а все прочие домовые радостно загудели.