– А я тебя летать не научила, – она переступила с ноги на ногу.
– Ничего, научишь. Ты сюда почаще приезжай, и я приеду… А может, я ещё сам научусь…
– Если научишься, вместе полетаем, я тебя найду…
– Я тебя сам найду, – сказал Лёнька и оглянулся на красный «Москвич».
Отец уже сидел в машине, бабушка что-то говорила ему, Пелагея Кузьминична плакала в большой носовой платок… Рядом с ней топтался Акимыч, мучая в руках свою многострадальную кепку.
– Я пойду, Валя, – проговорил Лёнька и дотронулся до её руки. – До свидания тебе…
Девочка попыталась улыбнуться:
– До свидания, Лёня.
Когда он подошёл к машине, Пелагея Кузьминична отняла от лица платок и обняла Лёньку:
– Дай я тебя хоть на прощание поцелую!.. Ты ведь нам заместо внука, Леонид… Не забывай уж нас, приезжай…
– Верно, Лёнька, приезжай, – подскочил к нему Акимыч. – У тебя теперь в Песках большая семья… так что будем ждать.
– Спасибо тебе, дедушка, – сказал Лёнька, – спасибо тебе за лес… и вообще за всё.
Он думал, что снова заплачет, прощаясь с Акимычем, но, видимо, всё слёзы у Лёньки кончились. Вместо него заплакали Пелагея и бабушка Тоня.
– Лёнюшка, ты там… не болей, – бабушка с силой прижала его к себе. – Родителей слушайся… Учись хорошо… Кушай…
В последний момент самообладание изменило Антонине Ивановне, и она сама вряд ли понимала, что говорит.
– Бабушка, ну что ты, ну не плачь, всё хорошо, – Лёнька вытирал её слезы, как час назад Антонина Ивановна вытирала слёзы внука.
Из машины высунулся отец:
– Мама, ну зачем ты так? А потом валидол будешь…
– Молчи уж, – всхлипнула бабушка и отпустила внука. – А ты, Лёнюшка, приезжай, я папке твоему напеняла, так, может, и привезёт ещё вскоре!..
Лёнька сел на заднее сиденье. Отец дал газ и вырулил на улицу. Бабушка Тоня, Кормишины и Валентина вышли следом.
– Ну, Лёнька, в путь, возвращаемся домой! – нарочито бодро прокричал отец.
А Лёнька, забравшись с ногами на сиденье, смотрел, как быстро уменьшаются на его глазах четверо людей… Вот бабушка помахала Лёньке рукой… К ней подошла Валентина… Пелагея Кузьминична уткнулась в плечо мужа… и их не стало.
В зеркало заднего вида на Лёньку с беспокойством посматривал отец.
– Может, поешь, а то ещё укачает? – спросил он.
– Нет, – ответил мальчик.
Теперь он неотрывно смотрел на Пески. Вдоль просёлочной дороги бежали поля, а сама дорога поднималась на холм, и сверху деревня казалась ещё меньше, чем всегда… Лёнька прижался лбом к стеклу, стараясь не упустить последний миг прощания… Но вот машина вырвалась на вершину холма и через несколько секунд плавно заскользила вниз. Лёнька отвернулся и закрыл глаза.
– Не плачь, маленький, – с какою-то глубокой потаённой грустью сказал отец. – Мы вернёмся.
Открыв глаза, мальчик с удивлением посмотрел на него. Поймав Лёнькин взгляд в зеркале, отец устало улыбнулся, и мальчик улыбнулся ему в ответ.
– Смотри, папа!..
Дорога забежала в берёзовый перелесок. За окнами с обеих сторон замелькали колонны белых стволов. Солнце освещало их так, что берёзы словно лучились изнутри, и свет этот распространялся в воздухе, лился на дорогу…
– Смотри же, солнечная тропа!.. – с волнением повторил Лёнька.
– Я вижу, сынок, ну и что?
– Папка, да ты же ничего не знаешь, бедный!..
– Ну почему бедный? – засмеялся отец.
– Папка, я тебе так много расскажу!.. Ты всё поймёшь, я знаю!
Отец затормозил:
– Перебирайся ко мне.
Очутившись рядом с ним, Лёнька обхватил отца за шею.
– Знаешь, папка, солнечная тропа не кончается никогда.
– Никогда-никогда?
– Да. И мы с тобой пойдём по ней и будем идти вечно.
Отец посмотрел в Лёнькины глаза и опять улыбнулся.
– Я согласен, сынок. Мы пойдём и будем идти вечно.
Машина тронулась и медленно покатилась по дороге, залитой солнцем.