– Здрасьте вам! – раздался звучный женский голос.
У порога, подперев толстые бока, стояла дородная старуха, а из-за её плеча выглядывала чья-то седая бородка.
– А-а, – обрадовалась бабушка, – вот и соседи пожаловали… А мы с внучком чаёвничать собрались. Это, Лёнь, Пелагея Кузьминична да Федор Акимович пришли к нам. Проходите, проходите, гостюшки. Нас тут, Лёня, в деревне совсем мало осталось – три дома всего да дачники. Так что мы, старожилы, здесь вроде родных.
Улучив момент, дед выскочил из-за широкой хозяйкиной спины.
– Здравствуй, Лёня, я тебя давно жду-поджидаю! – радостно воскликнул он. – Сам видишь, с бабками этими какое дело? А мы с тобой завтра в лес пойдём! Ты лес-то любишь?
– Погоди ты, заполошный, со своим лесом, дай хоть поесть добрым людям! – досадливо одёрнула деда Пелагея и стала подвигаться к столу.
– Самовар сломался! – ахнул вдруг Лёнька.
Про самовар и в самом деле забыли, и он рассерженно фыркал во все стороны кипятком.
– Ах ты господи, убежал ведь! – спохватилась бабушка.
Она бросилась заливать самовар водой, а кухня между тем наполнялась дымом. Лёнька вовсю таращил глаза по сторонам.
– Кто убежал? Самовар? Куда убежал?
– Да ты давай скорее дверь держи, – посоветовал Лёньке дед, – а то после не догонишь!..
Голос у деда был молодой и звонкий, а в глазах притаилась лукавинка. Лёнька ему не поверил и лишь на месте поерзал.
Тогда дед снял картуз с головы и, скомкав, сунул его в карман брюк. Брюки у него были просторные, снизу аккуратно заправленные в сапоги, а рубаху заменяла выцветшая военная гимнастёрка, подпоясанная вместо ремня широкой тесьмой. Дед слегка пригладил жидкие волосы, потеребил бородку и словно невзначай вынул из-за пазухи небольшой игольчатый шар.
– Ну, ежели ты такой серьезный, то вот тебе от меня подарок, – и он положил шар перед Лёнькой.
Не успел тот и руки протянуть, как шар сам собой стал разворачиваться и вдруг высунул из-под иголок остренькую мордочку.
– Ёжик! – взвизгнул Лёнька. Обе старушки отвлеклись от самоварных хлопот и заулыбались.
– Ну и выдумщик ты, Акимыч, – сказала бабушка, – ишь как сумел ребёнку потрафить.
А Лёнька не сводил глаз с дедова подарка. Ежонок оказался шустрым и деловито забегал по столу. Натыкаясь на чашку или миску, он сердито фыркал и, дробно стуча коготками, устремлялся в другую сторону. Лёнька подставил ему ладонь, и малыш, уткнувшись в неё, замер.
– А что он ест? – шёпотом спросил Лёнька у деда.
– Да известно что, – тоже шёпотом ответил Акимыч. – Букашек всяких, разных червячков. Подрастёт – мышей будет ловить, что твой кот, змей тоже… А этому ты молочка дай, уж очень они до молока охочи. И как попоишь, так и выпусти в сад, там его мамаша дожидается. Она мне только и дала его, что на часок.
Лёнька понимающе улыбнулся. Тем временем бабушка укротила строптивый самовар.
– Всё, – довольно сказала она. – Чай уже заварился. Хватит вам болтать, а ну-ка завтракать.
И она принялась накрывать на стол. Тут Лёнька заметил, что не один он наблюдает за ежонком. Дымчатый кот, лёжа на лавке, так и зыркал в его сторону, и кошачий хвост хищно постукивал по деревянным доскам. Дед поспешил успокоить Лёньку.
– Ты не бойся, ежа так просто не возьмёшь. От его колючек даже лисе и волку не поздоровится. Ну так как, в лес со мной идешь?
– Сейчас? – обрадовался Ленька, но дед покачал головой:
– Не-е, в лес мы с тобой пойдём завтра, а нынче я своей старухе слово дал, что починю крышу на сарае…
И дед принялся за чай. Он пил, держа чашку обеими руками и уткнувшись в неё сухоньким лицом. А вот жена его чаёвничала важно: она громко студила чай, надувая румяные щёки, то и дело ныряла рукой в миску за пирожком или бубликом. Было видно, что Пелагея поесть любила и умела. Дед Акимыч, напротив, казался поглощённым одними своими мыслями.
– А вот как ты думаешь, – спросил он Лёньку, – зачем это мы с тобой пойдём в лес?
– Грибы собирать, – решил Лёнька, – или ягоды.
– А вот и нет, – дед поднял палец. – В лес мы с тобой пойдём за чудесами. Тебе сколько годков?
– Девять, я второй класс закончил, – похвалился Лёнька.
– Ну, значит, чудеса ещё любишь.
– У тебя, дурня, – вдруг не выдержала Пелагея, – до старости лет одни глупости на уме! Вот нашёл наконец-то ровню себе!..
– Сколько помню, всё ты, Федя, чудишь, – согласилась и бабушка. – И впрямь непоседливая твоя душа, прямо-таки ребяческая. Угомонишься ли?
– Уважаемая Антонина Ивановна, – сердечно ответил дед. – Если, скажем, взять, к примеру, индюка, то конечно… Он как вырастет, так и заважничает, так и надуется весь, – дед покосился на свою супругу. – А иная божья тварь до самой своей смерти скачет да радуется, – и он с достоинством поставил на стол порожнюю чашку.