А Егор никак не мог свою дорожку найти. С детства, как водится, отец его к печному ремеслу приучал, но Егору оно не полюбилось. Нанялся он работником на мельницу и там долго не пробыл. После того определил отец Егора в плотницкую артель, но тот через месяц домой явился. Тут уже не выдержал отец. Ты чего же, говорит, позоришь нас, мечешься туда-сюда, руки, что ль, не тем концом прилажены? Да не руки, отвечает Егор, а душа не лежит. Отпустил бы ты меня, батя, в город, может, я там себя найду. Тот отпустил, и устроился Егорка помощником кочегара на паровоз. Сначала ему жизнь на колёсах понравилась, но вскоре знакомая тоска опять к нему вернулась. Был он потом и почтальоном, и водовозом, и дворником… Один человек посоветовал пойти на завод, там де работа для молодых. Пошёл Егор учиться на токаря и чувствует, что снова не туда попал. Неужто, думает, прав был батя, не гожусь я ни на что? Но ведь чует сердце, что где-то есть такое дело, для которого всей жизни не жалко.
Вскорости пришло ему известие из Песков, что мать занемогла и зовёт Егора. Поспешил он домой, к матушке, а она обняла сына и спрашивает:
– Ну что, Егорушка, нашёл ты дело по себе?
– Не нашёл, мама, – повинился Егор, – напрасно вас одних оставил.
– Не горюй, сынок, – утешает мать, – у меня для тебя приспела работа. Я свой путь на земле кончила, дальше ты будешь вместо меня людям помогать.
– Что ты, мама! – вскрикнул Егор. – Ведь я не умею!
А мать ему своё:
– Помогают, милый, не столько уменьем, сколько любовью, а в твоём сердце для всех любви хватит. Остальное придёт к тебе, Егорушка. А когда уйду от вас, не тужи обо мне шибко, мы с тобой скоро свидимся…
В тот же день остался Егор без матери. Горько сделалось ему жить на свете. «Хотя бы ещё разок увидеть тебя, матушка, – мечтает он, – всё бы легче стало…»
А через несколько дней, когда отец Егора в отлучке был, постучались в их дом пришлые люди – старик и девушка.
– Здесь ли Таисия Сеничева проживает?
– Нет, – отвечает Егор, – на прошлой неделе схоронили матушку.
Снял старик шапку и заплакал:
– Вот ведь беда какая!.. Даром, выходит, мы пришли. А окромя её никто нам не поможет!..
– Что у вас за беда? – спрашивает Егор.
Старик подвёл девушку поближе, платок с неё снял, а под платком на шее – какая-то припухлость.
– Вот, – жалуется старик, – завелась в горле хвороба, ни есть, ни пить не даёт, а теперь уже и дышать мешает. В больнице лечили, да не вылечили. И бабки тоже – у кого не получается, а кто и не берётся. Прослышали мы случайно про вашу матушку, вот Оленька и загорелась: пойдём да пойдём к ней, она меня исцелит. А оно вон, значит, как… Извиняйте уж за беспокойство, пойдём мы с дочкой.
– Куда же вы пойдёте? – не отпустил их Егор. – С дороги да снова в путь? Зайдите в избу, передохните у нас…
Усадил Егор нежданных гостей за стол, стал потчевать. Старик ест, а дочка и не притрагивается к угощенью. Разглядел её Егор получше и подивился, как она на такой путь отважилась, ведь в ней и жизни-то почти не осталось: не человек, а чахлая былинка. Тут Оленька кружку с молоком взяла, хотела выпить, да лишь поморщилась и обратно поставила. Зашлось у Егора сердце от жалости. Встал он, подошел к девушке и положил руку ей на шею. Как это случилось, Егор и сам не понял, а девушка глаза закрыла, обмякла вся и уронила голову.
Старик перепугался:
– Что это? Помирает она?
– Да нет, – отвечает Егор, – уснула вроде.
Положили они больную на лавку. Старик рядышком присел:
– Сейчас начнёт метаться и кричать, что душат её…
Коротают они время невесело, а девушка спит себе тихонько, как младенец. Уже и свечерело.
– Ложись и ты, дедушка, – посоветовал Егор.
– Как же я голубку свою оставлю? – не соглашается старик. – Да ты гляди, она просыпается.
А дочка его открыла глаза и лежит – к чему-то прислушивается. Потом и говорит:
– Тятя, мне не больно совсем.
Старик чуть не упал.
– Дак может, ты молочка выпьешь, доченька?
– Выпью.
Выпила она молоко и улыбается. Тут старик заплакал вновь и Егору в ноги упал:
– Милый ты человек, да как же благодарить тебя за такое чудо?
А Егор сам ничего понять не может, стоит столбом, на Оленьку во все глаза смотрит, а та смеётся:
– Говорила я вам, тятенька, что надобно идти в Пески!
И у Егора спрашивает:
– Можно мне ещё поспать?
…Уснула она, и Егор со стариком в передней легли. Старик, было слышно, до полночи не спал, то молился, то ворочался, наконец затих. А Егору не спится: сердце колотится, и мысли путаются, как в горячке.
В какой-то миг заметил он в темноте бледное сияние, и на глазах у Егора выткался из него женский облик.