– Люблю.
– Вот видишь. Разве ты будешь счастлив без них?
– Как же я оставлю тебя, Отелия? – простонал я. Не мог я себе представить, что снова потеряю её.
– Людвик, мне ведь много лет, и скоро я умру. Теперь уж мне незачем задерживаться на этом свете. Ты боишься, что глупые люди могут обидеть меня? Да полно, что мне до их глупости! Не плачь, Людвик, я должна сказать тебе важное. Запомни, мы с тобой ещё встретимся.
Меня прямо в дрожь бросило:
– Когда?
– Не знаю, но так обязательно будет. Мы встретимся, Людвик, и, если Господь позволит, то будем счастливы.
Она сидела такая торжественная, величественная даже, а во мне всё так и переворачивалось! И даже не было сил отвечать ей. Она обняла меня и сказала:
– Скоро рассвет. Ложись, отдохни, Людвик, я посторожу тебя.
Я лёг, а она села подле меня и запела песню. Я эту песню сразу узнал, это колыбельная была…
Акимыч осёкся и оборвал рассказ, хотя было очевидно, что он всеми помыслами и чувствами оставался со своей возлюбленной. Его широко открытые влажные глаза смотрели ясно и преданно, но на лице отражалась не проходящая многолетняя боль…
Лёнька увидел это и отвёл взгляд. Ему захотелось убежать, спрятаться куда-нибудь и заплакать. Слишком много переживаний обрушилось на него сегодня, переполнив сердце. Он заплакал бы, наверное, если б дед Фёдор не повернулся к нему просветлённым лицом.
– С рассветом, Лёня, я и простился с ней. Своих разыскал… Никому ни о чём не сказал, молчком терзался. До того тяжко мне было! А уж как тянуло в тот переулок!.. И пошёл бы, не удержался, если б она не сказала напоследок: «Не приходи сюда больше, Людвик, постарайся пережить своё смятение поскорее. У тебя же целая жизнь впереди, не отягощай её напрасным страданием. Думай лучше о нашей будущей встрече».
Так она мне велела, и я не мог ослушаться, а там и проводила нас Прага. И вот, Лёнька, денно и нощно я мучился над её словами. Что за встречу она нам сулила, когда? Домой вернулся и всё ждал, не случится ли вдругорядь со мною чудо? Скажем, выйду за околицу и увижу, как она полем навстречу идёт… Сколько раз во сне это видел, а проснусь – и сладко мне, и горько, сам не знаю, чего бы делал… Долго так ждал, покуда не понял, что уж наверняка нету её в живых. Я и сам-то уже старик… Такая тоска меня взяла, что и не расскажешь, милый, нету и слов таких. Видно, пожалела меня Отелия, придумала нашу встречу, чтобы утешить. Умом-то я это понимаю, а сердце, Лёня, мне обратное говорит. То ли ждать уже так привыкло, то ли впрямь что-то чует… Так я и живу с надеждой. И помру с надеждой…
Акимыч поглядел на Лёньку и наконец улыбнулся.
– Ох, ты посмотри, кто нас догоняет! – воскликнул он в следующую секунду.
Лёнька оглянулся и увидел, как низкая чёрная туча ползёт по небу из-за березняка. Она уже накрыла широкой тенью лес и нависла над полем. В небе туча казалась тяжёлой и неуклюжей, но её тень быстро скользила по земле, догоняя путников.
– Акимыч, побежали? – схватился Лёнька, готовый пуститься по тропинке со всех ног.
– Не успеем! – определил дед, видя, как стремительно темнеет луг. Вдруг он схватил Лёньку за руку и, увлекая вправо, крикнул:
– Давай сюда, попробуем из-под неё выскочить!
Они бросили тропинку и побежали по траве. Акимыч впереди, поглядывая на правый край тучи, а Лёнька за ним, стараясь не рассыпать ягоды из лукошка. Он уже слышал глухой шум и видел мутную стену дождя, под которой луговая трава падала будто от косы. Ветер с тяжёлым запахом грозы трепал Лёнькины волосы и надувал его рубашку.
– Ещё чуток – и вынырнем!.. – разобрал мальчик сквозь гул, но через секунду сильный летний дождь накрыл его упругой волной. Лёнька завизжал сначала от неожиданности, а затем от восторга.
– Ура! – закричал он. – Я весь мокрый!
Мальчик подставил лицо под тёплый душ и зажмурился, чтобы лучше почувствовать ласку дождя.
– Лёнька! – услышал он где-то рядом и с закрытыми глазами пошёл на голос.
Он сделал каких-нибудь два десятка шагов и очутился на сухом лугу, словно и в самом деле вынырнул. Позади так же шумела стена дождя, а перед ним стоял Акимыч и смеялся, разглядывая мокрого Лёньку.
– Акимыч, здорово! – выдохнул мальчик, имея в виду всё вместе: и свое купание, и этот сухой луг.
– А чего ж убегал? – весело спросил дед.
– Я за тобой, – ответил Лёнька, хлопая мокрыми ресницами, – ты-то чего убегал?
– Я-то? Я за тебя испугался. Ну чего, весь вымок?
Самому деду Фёдору досталось меньше Лёнькиного, и закадычная кепка спасла его старую голову.
– Акимыч, ты всё-таки от дождя убежал, – отметил мальчик, а дед посерьёзнел:
– Лёнька, а Лёнька, не замёрзнешь ты у меня?