– Не стану, – пообещал Лёнька.
– И утверждать, что домовые существуют взаправду?
– Нет, – Лёнька отвёл глаза в сторону. – Вы читайте, я буду молча слушать.
– Вот и отлично.
Писатель Мойдодыров порыскал в своих бумажных джунглях и нашёл давешнюю рукопись. Тут взгляд его нечаянно упал на лист с заглавием «Кикимора-бражница», и писатель отвлёкся.
– А я, Лёня, ещё одну сказку задумал. Там уже другой главный герой – кикимора. А домового уже нет. А может, ещё и будет, кто его знает. Я когда начинаю писать, совершенно не представляю, что у меня получится.
– Кикимора тоже будет злая? – полюбопытствовал Лёнька.
– Как ей и положено! И кроме того – бражница.
– Ладно, – Лёнька махнул рукой. – Читайте про домового, Лев Борисович.
– Тебе сначала?
– Нет, с того места, как он решил хозяев извести.
– Ну, слушай.
Лев Борисович откинулся в кресле, рождающем умные мысли, и принялся читать:
– Вскоре задумал домовой своих хозяев из дому выжить и самому в нём остаться. Стал он по ночам хозяев пугать. То начнет выть, то мяукать, как кошка, то по чердаку…
Писатель не успел закончить эту фразу, как внизу неожиданно и громко хлопнула дверь.
Лев Борисович вздрогнул, как тогда, увидев Лёньку за окном.
– Что это? – с беспокойством спросил он. – Я ведь запирал все двери.
Лёнька пожал плечами.
– Или не запирал? – засомневался Лев Борисович. – Наверное, хотел, но не запер… Ладно, закрою, когда ты уйдёшь.
– Читайте, Лев Борисович, – поторопил Лёнька. – Такая интересная сказка…
– Ну, да, да… Значит, по чердаку ходить. А потом и вовсе стал хозяев душить. Только те заснут, он уже тут как тут…
«Скрип», – раздалось на лестнице, ведущей в мезонин.
Писатель Мойдодыров побледнел и уставился на Лёньку.
– Слышишь?
– Что?
– Там кто-то есть… Кто-то идёт по лестнице!..
– Кто же там может быть? – хладнокровно ответил Лёнька. – Вам показалось, Лев Борисович. Читайте лучше сказку.
– Показалось? – плаксиво переспросил Мойдодыров, косясь на дверь в комнату. – Пожалуй… Знаешь, Лёня, у меня что-то нервы расшалились. Давай отложим эту сказку…
– Нет, Лев Борисович, – не отступал Лёнька. – Вы обещали, читайте!
– Он уж тут как тут, – неуверенно проговорил Мойдодыров. – Прыгнет на грудь и давай душить. Душит и приговаривает…
«Скрип… Скрип…» – отчётливо пропели ступени на лестнице.
– А-а! – не выдержал писатель и выронил рукопись. – Неужели и сейчас не слышишь?!
– Нет.
– Господи, что же это?.. – простонал Мойдодыров, затравленно глядя на дверь.
Лёнька поднял рукопись и сунул писателю в трясущиеся руки.
– Мерещится вам какая-то чепуха. А ещё страшные сказки сочиняете, – пристыдил он.
– Нет! Я не стану больше читать!.. – запротестовал Мойдодыров. – Сейчас эта дверь откроется…
– Чего вы боитесь? – напирал Лёнька. – Может быть, домового? Или свою кикимору… эту, как её… бражницу? Читайте!
Взгляд у Мойдодырова был совсем помутившийся, и Лёньке стало жаль его. Он не предполагал, что писатель так сильно испугается. По мнению мальчика, с Мойдодырова было достаточно. Однако он знал, что Кадило не остановится на полпути и разыграет свой спектакль до конца. Придуманная Мойдодыровым страшная сказка уже ожила.
Лёнька вздохнул:
– Читайте, Лев Борисович. Что там у вас приговаривает домовой?
– А?.. Приговаривает? Уходите из этого дома, если вам жизнь дорога!..
Мойдодыров выкрикнул эту фразу, уже будучи вне себя, и увидел, как дверь в комнату начала медленно открываться.
По мере того как она тихо отворялась, писатель Мойдодыров вжимался в кресло, ожидая увидеть самое страшное. Дверь открылась совсем… и за нею Лев Борисович не увидел никого. Несколько секунд писатель Мойдодыров исступлённо смотрел в тёмный проём, а затем повернул к Лёньке совершенно белое лицо.
– Никого… – сдавленным голосом проговорил он. – А я уже подумал бог знает что… Это, наверное, сквозняк…
– Как бы не так! – раздался над головой писателя чужой резкий голос.
Мойдодыров дёрнулся в кресле, и его лицо исказилось от ужаса.
– Что это? – задохнулся он.
– А ты не догадываешься? – зловеще спросил всё тот же голос. – А ещё сказочник!
– А ещё портрет свой повесил! – как гром с ясного неба прозвучал другой невидимый голос – звонкий и дерзкий.
Первый голос хохотнул, и вслед за этим настенный портрет Мойдодырова снялся с гвоздя, проплыл по воздуху и встал на пол лицом к стене.
– Вот так-то лучше! – удовлетворённо сказал первый голос. – Ишь, повесил себя, как будто он Пушкин!