Ну вот, прибилось тогда веселье к нашему дому, а у нас вина уже нету – как нарочно! Я к Ивану подхожу и шепчу на ушко: «Всё выпили, Вань, что делать?» Иван-то пьяненький уже был, а тут куда только хмель подевался! Встал, сказал гостям: «Один момент, сейчас всё будет в ажуре», – и ушёл куда-то. Гости ещё песню не допели, а он уже вернулся и столько вина натащил, что потом плясали до утра.
– И дрались? – с ехидцей спросил Лёнька.
– Бывало, что и дрались. Но так, больше для куражу – силой мерялись. Да ты-то отчего про это спрашиваешь?
– Отец говорил. Он когда из гостей приходит, всегда говорит: что это за веселье, ерунда, никто даже не подрался. Вот в деревне у нас!..
Бабушке стало смешно:
– Это он шутит, Лёнь, про драки! А вот ты послушай лучше, какие у нас силачи раньше жили.
Когда я ещё девчонкой бегала, ходил у нас в парнях Гриша Кудачкин. Вот сила была!.. Этого Гришу все парни побаивались, да и мужики старались не цеплять.
Дворов тогда в Песках было много, в каждом дворе – корова, а то и две, и всего набиралось большое стадо. Для этого стада кто-то обычно держал быка. Вот в то лето, про которое я говорю, пасся при стаде бык Лютый. Не бык, а дикий зверь какой-то, одного хозяина с грехом пополам слушался. Огромный, свирепый, злой как чёрт. Особенно не любил мужиков, как будто к своим коровам их ревновал. Увидит кого в поле ближе, чем за четверть версты, – обязательно погонится. Одного мужика чуть до смерти так не закатал, пастухи еле-еле кнутами отогнали.
Вот в один вечер, как пригнали коров с поля, взял Лютый да и увязался за Красулькой тётки Анюты Теребиловой. Уж не знаю, почему его хозяин не встретил… Тётке Анюте Красульку доить надо, а Лютый не подпускает. Она и пошла к Грише по соседству:
– Помоги, голубчик, прогони со двора проклятого!..
Гришка и бровью не повёл, ровно его комод в избе передвинуть попросили, а не Лютого обуздать.
– Пошли…
А был Гриша Кудачкин медлительный, неповоротливый – как все сильные люди. Пришёл к Теребиловым вразвалочку, а бык морду в землю и попёр, попёр… Гриша его за рога схватил, как крутанёт – бык и на коленки. Следом за ним тетка Анюта на землю хлопнулась – от удивления. Рази ж она думала, что Гриша врукопашную на Лютого пойдёт? А Лютый почувствовал Гришину силу и повернулся к нему задом: ну-ка, одолей меня так, если во мне полтонны живого веса. Гриша посмотрел-посмотрел на него так и эдак, намотал бычий хвост на руку, за плечо закинул и поволок. Выволок Лютого на улицу, дал пинка под зад – тот и побежал смирнёхонько домой. С тех пор всегда Гришу десятой дорогой обходил.
Так что, Лёня, если про драки говорить, то это разве такие богатыри, как Гриша, мерялись силушкой. А если по пьянке кто-нибудь задерётся, тот же Кудачкин подойдёт да встряхнёт слегка. И всё, и привел в чувство.
– А что отец говорил, как деревня на деревню ходила?
– Так то ж пацаны! Вы же по своим законам живёте: забредёт в деревню чужой – можете и прогнать, и по шее накостылять. А там и взрослые парни втягивались… На моей памяти воевали наши пацаны с воронинскими, не один даже год воевали… А завелось-то, поди, с пустяка. Но ведь нас, девчат, мало всё это касалось, нас мальчишки не трогали и не замечали. До поры до времени не замечали…
Бабушка Тоня стала разбирать в сундуке какие-то платья, кофточки, косынки.
– Вот, – она вытащила на свет невзрачное, полинялое ситцевое платьице. – Это моё первое девичье платье, в нём уже ребята на меня заглядываться начали…
И тут Лёньку словно дернули за язык:
– Бабушка! А зачем нужно знать, где человек похоронен?
Бабушка выронила из рук девичье платье, и её губы задрожали.
– Да как же, Лёня!.. На могилке побывать – это ведь всё равно что повидаться с человеком! Поплачешь возле дорогого холмика, выскажешь, что на сердце накопилось, – и легче становится. Я вот, когда совсем невмоготу, одеваюсь в чистое и иду к родительской могиле…
– А где это?
– Возле Харина, помнишь, я тебе про мужика рассказывала, который по жене убивался? А Ивана могилка где? Есть ли вообще она?..
– А если б ты знала, где дедушкина могила? – превозмогая волнение, спросил Лёнька.