– Егорка! – чуть не плача говорил Кормишин. – Не морочь ты мне голову! Как же ты, не думая, своё лекарство готовишь?
– Да я, Федя, чувствую, как нужно. Как будто всякий раз готовый ответ ко мне приходит, но не в голову, а куда-то в сердце… Я, бывает, после сам диву даюсь: никогда ведь прежде такого рецепта не знал… Случается, что и сама трава что-то подскажет.
– Как подскажет? – спрашивал Кормишин, у которого голова шла кругом от всего услышанного.
– Об этом я ещё от матери узнал, – отвечал Егор, – и тоже не мог понять, как такое возможно. А матушка меня наставляла: с травкой нужно дружить, любить её и разговаривать. Она тебе подскажет, как ею лучше пользоваться… И вот, Федя, находил я нужную траву, садился перед нею и сидел: смотрел, какая она красивая, как мудро её Господь создал, наблюдал, как над ней бабочки, пчёлы вьются, как она от ветра колышется, и всё пытался понять: что она чувствует, о чём думает? Иногда до того досиживался, что в самом деле забывал, кто я такой.
И начал я, Федя, что-то улавливать. Было это как настроение… Или как мелодия, которая где-то внутри у тебя звучит… Я понял, что это идёт от травы. И начал с ней говорить. Спрашивал, как мне лечить больного, когда лучше траву сорвать и как приготовить… И она стала по-своему мне отвечать, Федя. Вообрази, что говорят на чужом языке, а ты ни единого слова не знаешь. Но слушаешь, слушаешь – и начинаешь догадываться, о чём идёт речь. А после всё яснее значенье слов, и наконец приходит понимание.
Помнишь, приезжала ко мне в прошлом году Надя Каротина? У неё тогда почки отказывали, и был я в затруднении. Есть у нас плющик такой, цветёт в мае-июне, в это время у него очень сильный сок. А потом уходит его сила. Ну а Надя приехала, когда уже отцвёл плющик.
Нашёл я его и говорю: что же нам с тобой делать теперь? Надо девушке помочь. Он и ответил: добавь ко мне цвет бузины и отваривай.
А однажды, Федя, пришёл я на луг и слышу: нельзя сегодня собирать, всё отравлено. Оказывается, накануне самолёт поля опылял и травам на лугу досталось.
– Да, Егор, – выслушав его, сказал Кормишин, – хорошо, пожалуй, что ты никому кроме меня про это не рассказываешь. Иначе ведь порешат, что ты того… сам болен. И после хлопот не оберёшься.
– Не в этом дело, Федя. Многим просто рано знать об этом. Со временем люди перестанут удивляться таким вещам. Они узнают и про это, и про многое другое.
– Ну и когда это будет, Егор? И кто им всё это откроет?
– Тот, кто и мне открыл, Федя. Другого Учителя у нас нету. А когда это случится – тоже одному ему известно. Я думаю, это будут уже совсем другие люди… И жизнь у них будет другая.
– Чем другие, Егор?
– Свободные.
– От чего свободные-то? Мы вроде тоже не невольники. Такую войну пережили – словно на свет заново народились. Какой нам ещё свободы нужно?
– Да я, Федя, про другое говорю. Эти люди будут сами выбирать свою судьбу…
– Стой! Это значит, мы с тобой себе судьбу не выбираем?
– А разве ты, Федя, выбирал для себя войну?
– Скажешь тоже! Кто нас спрашивал!..
– Ну, вот ты и ответил.
Кормишин открыл было рот возразить, да отчего-то передумал. Потом почесал бороду. Несколько раз собирался он что-то сказать, но, поглядев на Егора, опускал голову.
– Трудно мне это понять, Егорка, – наконец признался он. – Чувствую, что есть правда в твоих словах, но в одночасье всего не поймёшь. Во мне и так после разговоров с тобою всё вверх дном переворачивается…
И несмотря на это, чуть ли не каждый день наведывался Фёдор к Егору. Особенно зимними вечерами любил он сидеть у этой печурки и разговаривать с другом.
– Вот, Егор Алексеич, опять я к тебе. Ежели не надоел ещё, посижу чуток. Хочется потолковать мне с тобой про житьё-бытьё, – начинал он почти так же, как когда-то военврач Сергей Петрович.
Да, Лёня, а с этим врачом довелось Егору ещё раз повстречаться. За три года до смерти Сеничева приехал на машине в Пески щупленький и белый как лунь старичок с живыми глазами.
– Как мне Егора Сеничева дом найти? – справился он у первого встречного.
– До середины деревни доедете, там на нечётной стороне самый маленький домик – не ошибётесь, – ответил тот. – А вы откуда будете?
– Из Москвы я, – нетерпеливо сказал старичок, с волнением разглядывая пыльную улицу Песков.
– Надо же, куда болезнь человека загнала! – посочувствовал прохожий. – А что же, в Москве нету докторов лучше нашего Егора?
– Нету, братец, – сказал старичок и медленно покатил по деревне.
…Егор Сеничев был в саду. Услыхав шум автомобиля, он вышел навстречу гостю.
– Вы ко мне? Проходите, пожалуйста, в дом, а я сейчас.