Становилось жарко. Лёнька разделся, скинул с ног сандалии и по песчаному сходу спустился к воде. Вода в Голубинке была нехолодная и прозрачная; рой жёлтых песчинок, поднятый Лёнькиными ногами, быстро осел на дно. Мальчик сделал несколько шагов и почувствовал, как вьющиеся шёлковые струи пытаются увлечь с собой и его. «Не бойся, доверься мне, – казалось, говорила река, – я буду очень осторожна с тобою». Лёнька засмеялся оттого, что он понял язык Голубинки, и, отпустив песчаное дно, отдался движению воды. Ему почти не пришлось работать руками и ногами – речка заботливо держала Лёньку на поверхности, и мальчику оставалось только осматриваться.
– А почему ты – Голубинка? – громко спросил он, не сомневаясь, что получит ответ.
– Очень давно, – сказала речка, – я была раздольней и полноводнее, чем теперь. Дно моё покрывали минералы, которые окрашивали воду в лазурный цвет. Нынче я уже далеко не та…
– Как жаль! – искренне огорчился Лёнька. – Голубая – это, наверное, очень красиво. Вот бы увидеть…
– Так смотри же!..
И речка в мгновение ока раздалась вширь, раздобрела, в ней откуда-то взялись и сила, и размах, а под собою Лёнька увидел голубую мерцающую глубину.
Он не успел испугаться – речка предусмотрительно вынесла его на ближайшую отмель. Лёнька выбрался на сушу и от удивления протёр глаза. Мало того, что неброская тихоня Голубинка вдруг обернулась даровитой синеглазой красавицей, – до неузнаваемости изменилась вся её пойма. Вокруг стоял девственный сосновый лес. Он выходил прямо на берег реки и высоким красным частоколом тянулся в обе стороны. Он же рос и на другом берегу, сразу за сочными заливными лугами. Песков Лёнька не увидел, словно их не было совсем.
– Послушай!.. – крикнул он реке, не зная, как теперь обращаться к ней. – Что это ты сделала?
– Иди по тропинке, – ответила она и побежала своей дорогой, будто никакого дела до Лёньки ей больше не было.
Мальчик огляделся: в самом деле, от излучины, где река покинула его, к бору вела тропинка. Она была чуть намечена и едва распознавалась в звенящем от кузнечиков травостое. Тучи насекомых толклись над Лёнькой, прыгали из-под ног, сновали туда-сюда, точно их жгло любопытство: кто же это проник в их заповедный уголок?
…Сосновый бор, куда с осторожностью вступил Лёнька, похоже, не знал ни пилы, ни топора. Он был завален буреломом так, что одни дикие звери могли рыскать в сырой непролазной чащобе. Лёнькина стёжка извивалась как змея, чтобы проползти между замшелыми стволами и кучами хвороста. В этом лесу и птицы не щебетали жизнерадостно, а щёлкали, ухали, клекотали. От едкого запаха гнилья и прелости становилось трудно дышать. К тому же Лёнька изрядно озяб. Он уже не раз вспомнил о своей одежде и сандалиях, оставленных в славном месте возле прежней Голубинки. Где оно теперь? Лёнька подозревал, что искать его в этом безлюдном необъяснимом мире было бессмысленно.
Наконец где-то впереди забрезжил солнечный свет. «Лес кончается», – воспрянул духом Лёнька, уставший петлять по завалеженному сосняку. Однако лес не кончился, он всего лишь расступился, чтобы явить глазам мальчика большую яркую поляну, которая была бы круглой, если бы не маленький «хвостик», вдававшийся в чащу. На конце этого зелёного косячка под огромной матёрой сосной стояла крохотная бревенчатая избушка, наполовину вросшая в землю. При виде её Лёнька обрадовался бурной радостью Робинзона и вприпрыжку понёсся через поляну.
А тем временем дверь полуземлянки отворилась и из неё вышел высокий старик в длинном одеянии, покрывавшем его с головы до ног, чёрном, с широкими рукавами. У старца была белая борода – она спускалась на грудь, и такие же волосы, выбивающиеся из-под одежды.
– Здравствуйте! – окликнул его Лёнька, приблизившись.
Старец обернулся и с удивлением увидел мальчика, выскочившего из лесу почти нагишом.
– Здравствуй и ты, чадо, – ответил он приветливо, а его быстрый взгляд охватил Лёньку сразу всего. – Не признаю я тебя, чей же сынок будешь?
Лёнька понял, что старик хоть и не знает его, но готов с кем-то спутать.
– Отколе ты? – снова спросил тот с участием. Глаза у старца были глубокие и чистые, как лесные роднички, но смотрели на мальчика согревающе. И Лёнька, сам того не ожидая, вдруг шмыгнул носом.
– Из Песков… – выдавил он, крепясь изо всех сил, чтобы не разреветься.
– Где ж это? – ещё более удивился старец.
– Там!.. – Лёнька безнадёжно махнул рукой в сторону дремучего бора.
– Не ведаю я такого селения, – промолвил старец, – должно, далече зело.